Но наибольший размах приобрели после ареста и осуждения М. Н. Тухачевского и семи других высокопоставленных военных в мае-июне 1937 года; на 1937-1938 гг. пришёлся их пик, а в 1939-1941, после резкого спада, они продолжались с существенно меньшей интенсивностью. Репрессии выражались в увольнениях по политическим мотивам, арестах и вынесении приговоров по сфабрикованным делам.

Жертвами беззакония и фальсифицированных обвинений стали тысячи командиров и бойцов РККА и РКВМФ. Основной удар политических репрессий был направлен против командного состава высшего звена: заместителей наркома обороны СССР, командующих войсками военных округов (флотов), их заместителей, командиров корпусов, дивизий, бригад. Значительно пострадал командно-начальствующий состав управлений и штабов в соответствующих звеньях, профессорско-преподавательский состав военно-учебных заведенийМильбах В. С. Политические репрессии командно-начальствующего состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Флота на Востоке страны в 1936-1939 гг. Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора исторических наук. Иркутск, 2005 .

Основную массу жертв политических репрессий в Красной Армии в предвоенные годы составили так называемые участники «военно-фашистского заговора» и «правотроцкистских организаций», дела которых рассматривались Военной коллегией Верховного суда СССР. Для получения необходимых показаний от подследственных они в массовом порядке подвергались издевательствам, избиениям и пыткам. Применение «мер физического воздействия» в ходе следствия в отношении «врагов» и «шпионов» было санкционировано высшим партийным и государственным руководством СССР. Подавляющее большинство командиров, начальников и политработников, обвинённых в участии в «военно-фашистском заговоре», были приговорены к высшей мере наказания - расстрелу. Лишь некоторым из них этот приговор, не приведённый в исполнение немедленно, был впоследствии заменён исправительно-трудовыми лагерями.

Предмет

Одним из важнейших понятий, во многом определяющих предмет исследования и связанные с ним проблемы, является сам термин «репрессированный». Долгое время он не расшифровывался вообще. Начиная с 1990-х гг., историки стали предлагать различные интерпретации, ряд историков указали в своих работах на необходимость говорить отдельно об уволенных и арестованных. О. Ф. Сувениров в 1998 г. предложил вообще отказаться от этого термина и вместо него оперировать конкретными данными о количестве арестованных, освобождённых до суда или оправданных по суду, приговорённых к расстрелу, погибших в лагерях и тюрьмах, выживших. В современной историографии этот термин продолжает употребляться, при этом все исследователи считают необходимым давать ему чёткое определение. Абсолютно все историки к репрессированным относят только тех военнослужащих, в отношении которых какие-либо действия предпринимались государственными органами именно по политическим мотивам. При этом у разных историков спектр подобных действий несколько варьируется. Сувениров полагал, что в научном отношении корректнее говорить об «истреблении военнослужащих по политическим мотивам», которое оформлялось приговорами судебных органов. В то же время в статистических таблицах, в заглавии которых фигурирует термин «истребление», Сувениров учитывал и расстрелянных, и умерших под стражей, и покончивших с собой, и вышедших из заключения живыми; именно их учёный относил к жертвам репрессий. При этом Сувениров, отмечая, что увольнение по политическим мотивам - также форма репрессий, был убеждён, что в число репрессированных «нельзя огульно включать и всех уволенных из РККА по политическим мотивам», поскольку арестовывали далеко не каждого из них. Г. И. Герасимов относит к репрессированным «лиц командно-начальствующего состава, уволенных из РККА за связь с „заговорщиками“, арестованных и не восстановленных впоследствии в армии». А. А. Печёнкин относит к репрессированным также арестованных и уволенных по национальному признаку и «за связь с заговорщиками». Н. С. Черушев полагает, что «основными составляющими репрессий были увольнение из армии по политическим мотивам и арест органами НКВД по тем же основаниям». В. С. Мильбах выделяет три «концентрические» группы репрессированных: 1) уволенные по политическим мотивам; 2) арестованные из общего числа этих уволенных; 3) приговорённые к высшей мере наказания, умершие в лагерях и тюрьмах из числа арестованных; кроме того, автор выделяет из числа арестованных ещё две группы: осуждённых к различным срокам заключения и освобождённых в ходе пересмотра дел. С. Е. Лазарев полагает, что к репрессированным «следует относить лишь арестованных и уволенных по политическим мотивам». Таким образом, все авторы относят к репрессированным арестованных по политическим мотивам, большинство авторов - уволенных по политическим мотивам. При этом, Сувениров относит к ним также покончивших с собой, А. А. Гуляев - отстранённых от должности по политическим мотивам, а Герасимов исключает из числа репрессированных всех, кто был впоследствии восстановлен.

Вооружённые силы СССР состояли в период репрессий из трёх военных организаций - РККА (сухопутные и воздушные силы, а до 30 декабря 1937 также морские), РКВМФ (выделен в самостоятельный наркомат 30 декабря 1937 г., а до этого входил в состав РККА и именовался морскими силами - ВМС), пограничные и внутренние войска (ГУПВО), подчинявшиеся НКВД . Большинство исследователей рассматривают в своих работах лишь репрессии в отношении военнослужащих РККА и РКВМФ. М. И. Мельтюхов отмечает, что необходимо также изучать репрессии в войсках НКВД. Отдельные сведения о репрессиях в войсках НКВД имеются у различных историков. Сувениров также обращает внимание на репрессии офицеров, вышедших в запас до 1937 г. Сувениров и Н. М. Якупов полагают, что следует принимать во внимание и репрессии в отношении видных деятелей Гражданской войны, не служивших к тому времени в Вооружённых силах СССР.

Ещё один окончательно не решённый вопрос - какие группы репрессированных военнослужащих подлежат исследованию. Подавляющее большинство историков исследуют репрессии только в отношении офицеров. Лишь Сувениров считает необходимым включать в рамки исследований также представителей младшего начсостава , красноармейцев и краснофлотцев .

Хронологические рамки проблемы в различных работах несколько отличаются. Сувениров исследует период со второй половины 1920-х гг. до 1941 г.; автор отмечает, что активизироваться репрессии начали с 1936 г. В ряде книг Черушева имеются сведения о репрессиях в период с 1935 по 1941 гг. Мильбах отмечает, что репрессии в ряде округов и на флотах начались в 1935-1936 гг.; в его работах исследование по отдельным аспектам проблемы доводится до 1939-1941 гг. В то же время авторы солидарны, что на 1937-1938 гг. приходится пик репрессий; такие хронологические рамки часто фигурируют в названиях монографий.

К наиболее важным проблемам, которые исследуют учёные, относятся: влияние репрессий на боеспособность Вооружённых сил СССР; причины репрессий; масштабы репрессий; кем и как осуществлялись репрессии; вопрос о наличии/отсутствии в Вооружённых силах реального заговора и обоснованности репрессий; качество выдвиженцев.

Историография

До конца 1980-х гг. тема репрессий в РККА освещалась в СССР очень сдержанно. Имелись отдельные работы, в которых говорилось о проведении репрессий, назывались имена отдельных репрессированных{{#if:Петров Ю. П. |{{#ifeq:{{#invoke:String|sub|Петров Ю. П. |-1}}| |Петров Ю. П. Петров Ю. П. |-6|-2}}| |Петров Ю. П. |{{#ifeq:{{#invoke:String|sub|Петров Ю. П. |-6|-2}}|/span|Шаблон:±. |Шаблон:±. }}}}}} }}{{#if: |{{#if: |[{{{ссылка часть}}} {{{часть}}}]| {{{часть}}}}} // }}{{#if:|[[:s:{{{викитека}}}|Партийное строительство в Советской Армии и на флоте. Деятельность КПСС по созданию и укреплению политорганов, партийных и комсомольских организаций в вооружённых силах (1918-1961 гг.)]]|{{#if: |Партийное строительство в Советской Армии и на флоте. Деятельность КПСС по созданию и укреплению политорганов, партийных и комсомольских организаций в вооружённых силах (1918-1961 гг.) |{{#if:|[{{{ссылка}}} Партийное строительство в Советской Армии и на флоте. Деятельность КПСС по созданию и укреплению политорганов, партийных и комсомольских организаций в вооружённых силах (1918-1961 гг.)]|Партийное строительство в Советской Армии и на флоте. Деятельность КПСС по созданию и укреплению политорганов, партийных и комсомольских организаций в вооружённых силах (1918-1961 гг.)}}}}}}{{#if:| = {{{оригинал}}} }}{{#if:| / {{{ответственный}}}.|{{#if:||.}}}}{{#if:Партийное строительство в Советской Армии и на флоте. Деятельность КПСС по созданию и укреплению политорганов, партийных и комсомольских организаций в вооружённых силах (1918-1961 гг.)|{{#if:| {{#if:| = {{{оригинал2}}} }}{{#if:| / {{{ответственный2}}}.|{{#if:||.}}}}}}}}{{#if:| - {{{издание}}}.}}{{#switch:{{#if:М.|м}}{{#if:Воениздат |и}}{{#if:1964|г}}

|миг= - Шаблон:Указание места в библиоссылке : Воениздат , 1964. |ми= - Шаблон:Указание места в библиоссылке : Воениздат . |мг= - Шаблон:Указание места в библиоссылке , 1964. |иг= - Воениздат , 1964. |м= - Шаблон:Указание места в библиоссылке |и= - Воениздат . |г= - 1964.

}}{{#if:| - {{{том как есть}}}.}}{{#if:|{{#if: | [{{{ссылка том}}} - Т. {{{том}}}.]| - Т. {{{том}}}.}}}}{{#if:| - Vol. {{{volume}}}.}}{{#if:| - Bd. {{{band}}}.}}{{#if:| - {{{страницы как есть}}}.}}{{#if:298-303| - С. {{#if:| (стб. {{{столбцы}}}).|298-303.}}}}{{#if:| - {{{страниц как есть}}}.}}{{#if:512| - 512 с.}}{{#if:| - P. {{#if:|[{{{pages}}}] (col. {{{columns}}}).|{{{pages}}}.}}}}{{#if:| - S. {{#if:|[{{{seite}}}] (Kol. {{{kolonnen}}}).|{{{seite}}}.}}}}{{#if:| - p.}}{{#if:| - S.}}{{#if:| - ({{{серия}}}).}}{{#if:| - {{{тираж}}} экз. }}{{#if:| - ISBN {{{ISBN}}}.}}{{#if:| - ISBN {{{isbn2}}}.}}{{#if:| - ISBN {{{isbn3}}}.}}{{#if:| - ISBN {{{isbn4}}}.}}{{#if:| - ISBN {{{isbn5}}}.}}{{#if:| - DOI :{{{doi}}} {{#ifeq:Шаблон:Str left |10.|| [Ошибка: Неверный DOI! ] {{#if:||}}}}}}. В начале 1960-х гг. в СССР было опубликовано несколько работ, посвящённых наиболее видным репрессированным военачальникам - В. К. Блюхеру, М. Н. Тухачевскому, И. Э. Якиру, И. П. Уборевичу и некоторым другим. В этих работах содержались отдельные факты хода репрессий, но исследование темы репрессий в Красной Армии в целом не получило своего развития. Из зарубежных авторов, исследовавших проблему до конца 1980-х, в историографии принято отмечать как значительные для своего времени работы Р. Конквеста {{#if:Конквест Р. |Конквест Р. }}{{#if:

| [ Большой террор] | Большой террор

| {{#ifexist: Шаблон:ref-{{{language}}} | {{ref-{{{language}}}}} | ({{{language}}}) }}

}}{{#if:| = {{{оригинал}}} }}{{#switch:{{#if:|а}}{{#if:Нева |и}}

|аи= // {{{автор издания}}} Нева |а= // {{{автор издания}}} |и= // Нева

}}{{#if:| : {{{тип}}} }}{{#if:| / {{{ответственный}}} }}{{#switch:{{#if:Л.|м}}{{#if:Художественная литература |и}}{{#if:1990|г}}

|миг=. - Шаблон:Указание места в библиоссылке :

Реквизиты

Аннотация. В данной работе на основе архивных документов и других источников исследуется подлинная роль Е.А. Щаденко в осуществлении репрессий в Красной армии в 1937-1938 годах. Большое внимание уделяется человеческому фактору в формировании характера происходивших в стране и армии процессов.

Ключевые слова: Е.А. Щаденко, Киевский, военный округ, «Большой террор», Красная армия, Главный военный совет РККА.

Abstract. This article, based on the archival documents and other sources, investigates the genuine role of E.A. Schadenko in repressions which took place in the Red Army in the period of 1937-1938. Much attention is paid to the human factor in forming the character of the processes occurring in the army and the country.

Key words: Y.A. Schadenko, Kiev Military District, «The Great Terror», the Red Army, The Chief Military Council of the Red Army.

В ряде исследований, посвященных 1937-1938 гг., подчеркивалось участие известного политработника Ефима Афанасьевича Щаденко в репрессиях, развернувшихся в рамках «Большого террора» в войсках Киевского военного округа (КВО) и всей Красной армий с июня 1937 года 1 . Однако фактов, подтверждающих эти данные, приводилось недостаточно или не приводилось вообще. Архивные материалы и широкий анализ имеющихся в различных исследованиях отдельных деталей позволяют глубже изучить этот вопрос.

В мае 1937 г. политическое руководство СССР приняло решение воссоздать военные советы округов и флотов. Членом Военсовета КВО был назначен корпусной комиссар Е.А. Щаденко. В этой должности он пробыл недолго, но оставил значительный след в истории округа как один из активных участников репрессий.

Самой распространенной формой репрессий в отношении командного и начальствующего состава 2 . Красной армии являлось увольнение со службы по политическим мотивам. В июне 1937 г. военсоветы округов получили «право увольнять и давать санкции на арест комначсостава до командира полка и ему соответствующих» 3 . Ранее это была исключительная прерогатива наркома обороны и его заместителей. Оформлялись увольнения приказами войскам округов по личному составу, вступавшими в силу после их коллегиального подписания командующим, членом Военсовета и начальником штаба, либо их заместителями. Эти документы позволяют установить, в увольнении скольких офицеров участвовал тот или иной представитель командования округа. Всего с момента прибытия нового руководства в КВО и до перевода Щаденко на другую должность приказами по округу было уволено 1512 офицеров 4 . Согласно тезису исследователя О.Ф. Сувенирова, 85% офицеров в годы репрессий отстранялись от должности по политическим мотивам (включая арестованных) 5 . Из названного выше числа Щаденко подписал приказы на увольнение 1061 человека. Из них по политическим мотивам - около 900.

Сложно сказать, сколько человек было уволено по личной инициативе Щаденко. Его подписи на приказах подтверждают лишь согласие на увольнение; инициатором мог быть кто-то другой. Какая-то часть командиров была уволена после фактического ареста, то есть вообще без участия Военсовета. В этом случае увольнение было лишь формальностью. Из указанного числа уволенных за подписью Щаденко 171 чел. был «оформлен» по статье 44 пункт «в» Положения о прохождении службы комначсоставом РККА (то есть в связи с арестом). Но нередко увольнение по такой статье осуществлялось и до фактического ареста. Поэтому формальных увольнений было меньше. О проявлении Щаденко личной инициативы в увольнении офицеров свидетельствует, например, такой случай. В приказе № 0207 от 2 сентября 1937 г. имелся пункт об увольнении начальника 4-го отделения оперативного отдела штаба КВО интенданта 1-го ранга К.Т. Жемчугова. Сначала по какой-то причине его вычеркнули из приказа. Но затем Щаденко собственной рукой наложил рядом резолюцию: «уволить» 6 .

Участие Щаденко в репрессиях выражалось не только в производстве увольнений. 29 сентября 1937 г. приказом по округу «за развал работы» был отстранен от должности помощник начальника санитарного отдела КВО бригврач Б.Я. Суслов. Судя по цвету карандаша, которым Щаденко подписал приказ, он лично дополнил текст фразой «с преданием суду» 7 . Косвенно Щаденко участвовал в «разгроме» кадров военной прокуратуры КВО: 16 июня приказом за его подписью был уволен прокурор округа диввоенюрист E.Л. Перфильев. Правда, в документе говорилось, что увольнение производится «на основании приказания народного комиссара обороны СССР» 8 . Также Щаденко активно занимался сбором компромата на офицеров и пересылкой его в различные инстанции, в том числе в НКВД.

Служивший тогда в КВО командиром 2-й кавалерийской дивизии А.В. Горбатов вспоминал: «Щаденко с первых же шагов стал подозрительно относиться к работникам штаба. Приглядывался, даже не скрывая этого, к людям, а вскоре развернул весьма активную деятельность по компрометации командного и политического состава, которая сопровождалась массовыми арестами кадров» 9 . Уже на июньском 1937 г. пленуме Военного совета при наркоме обороны сам Щаденко делился наработанной им методикой по поиску компромата: «Мы должны заострить нашу большевистскую бдительность... суметь вскрывать все методы работы врагов. Имейте в виду, что в Киевском и других округах враги рассадили своих людей на различные участки работы... Поэтому проверяйте аттестационные материалы, проверяйте их биографические сведения, их связи... Вы тогда многое разоблачите, вы... поможете Николаю Ивановичу (Ежову. - А.Г.) выкорчевать до конца врагов... Должен сказать вам, простое перелистывание материалов, сличение биографических данных и послужных списков уже вскрывает очень много противоречий. Люди пишут в разное время и забывают о том, что они писали раньше» 10 .

Тогда же сам нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов бросил в адрес Щаденко такую реплику: «Тот материал, который ты мне прислал, очень интересный» 11 . Выявлена копия упоминаемого в работе Н.М. Якупова доноса на Ф.А. Ингауниса. Но тут следует дать важные пояснения. Во-первых, это сообщение наркому обороны было подписано не только Щаденко, но и Федько, деятельность которого Якупов напрасно изображал исключительно в светлых тонах 12 . Копия является машинописной, что не дает возможности определить, кто был непосредственным автором документа. Во-вторых, помимо сведений о близости Ингауниса к Якиру, в ней говорится о недостатках в его работе. Например о том, что он не только не боролся с вредительством при строительстве аэродромов, но и сам «вносил в проекты дополнения, еще более усугубляющие недоброкачественность строительств», в частности, «в Судилкове авиагородок был внесен в болото, хотя по первоначальному проекту этого не было» 13 . Конечно, в духе времени, новое руководство округа в этом усматривало умышленное вредительство. В то же время, нет оснований считать, что сама информация о качестве работы Ингауниса является надуманной.

Доносы писали и другие офицеры округа. Комдив В.Н. Львов 10 июня 1937 г. направил Военсовету обширный доклад, содержащий компромат на многих офицеров округа. Сделать это он «решил, в новом свете чудовищных преступлений и предательства, раскрытых... докладом [Федько] и выступлением т. Щаденко» 14 . Иными словами, своими действиями Военсовет КВО привлекал к участию в репрессиях новых военнослужащих.

Как уже говорилось, в 1937 г. Военсоветы получили право санкционировать аресты части офицеров. Согласно постановлению от 13 июня 1937 г., Военсовет КВО, рассмотрев материалы НКВД УССР на начальника склада НКО № 80 М.И. Финенко и помощника начальника отделения отдела артиллерии округа техника-интенданта 1-го ранга Б.М. Ойгенштена, санкционировал их арест 15 . Постановление подписано Федько и Щаденко, но не имеет номера. Поэтому возможно, что данный документ не вступил в силу. Однако бесспорно, что Щаденко был согласен с необходимостью ареста этих людей.

В то же время, некоторых командиров Щаденко еще в 1937 г. брал под свою защиту. Так, в приказе КВО по личному составу № 0201 изначально имелся пункт об увольнении из РККА командира батальона 298-го стрелкового полка капитана Е.К. Ружина. Щаденко вычеркнул его фамилию, наложив резолюцию «проверить» 16 . Благодаря этому Ружин не подвергся репрессиям, продолжил службу в рядах Красной армии, а в годы Великой Отечественной войны находился на преподавательской работе 17 .

Восстановление отдельных офицеров на службе в КВО началось уже в 1937 году. В период пребывания Щаденко в округе приказами Военного совета было восстановлено 26 офицеров, из них за его подписью - 22 человека. На одном из таких случаев остановимся более подробно.

Приказом КВО по личному составу от 5 августа 1937 г. за подписями Федько, заместителя начальника политуправления округа полкового комиссара А.И. Борисова и начальника штаба округа комбрига И.Г. Захаркина был уволен командир батальона 179-го стрелкового полка Я.И. Ермаков 18 . Он к тому времени еще не прошел переаттестацию на военное звание и, видимо, подал жалобу по факту своего увольнения, попав в поле зрения Щаденко. Несмотря на то, что Ермаков еще в 1935 г. был исключен из ВКП(б) как служивший в Белой армии 19 , Щаденко счел возможным восстановить его в рядах Красной армии. Приказ о восстановлении Ермакова в РККА за подписями Федько, Щаденко и Захаркина датируется 24 октября 1937 г.; но на прежнюю командную должность его не назначили, а допустили к исполнению обязанностей начальника продовольственного снабжения 174-го стрелкового полка. Щаденко бесспорно принимал личное участие в определении судьбы этого командира. Об этом свидетельствует то, что 7 мая 1938 г. приказом по округу Ермаков был вновь допущен к исполнению должности командира батальона 179-го стрелкового полка. В тексте приказа прямо говорилось, что назначение производится «по приказанию заместителя] наркома обороны т. Щаденко» 20 . В том же году он был аттестован и получил звание майора. Подполковник (с 1940 г.) Ермаков, будучи командиром 701-го стрелкового полка 142-й стрелковой дивизии, участвовал в Великой Отечественной войне на Ленинградском фронте, где 17 сентября 1941 г. был контужен; позже проходил службу в тыловых частях 21 .

В ноябре 1937 г. Щаденко назначили заместителем народного комиссара обороны и начальником Управления по командному и начальствующему составу (УКНС) РККА. На эту должность его выдвинул лично И.В. Сталин, которому потребовался свой доверенный человек для контроля за кадрами в армии.

С самого начала работы начальником УКНС Щаденко, с одной стороны, старался выкорчевать всех «врагов народа», с другой, - ликвидировать некомплект комначсостава РККА, в том числе путем восстановления в должностях несправедливо уволенных.

«Личный вклад» Щаденко в процесс репрессий в новой должности был существенным. С первых дней работы он начал «громить» известных ему «врагов» и изыскивать новые пути сбора компромата: в конце ноября затребовал из КВО материалы на комкора Н.Н. Криворучко «для принятия соответствующих мер» 22 , а в декабре 1937 г. направил Ворошилову заявление «о том, что [А.И.] Егоров в беседе с... [ним] во время ужина высказал недовольство неправильным освещением и умалением его, Егорова, роли в период гражданской войны и незаслуженным возвеличиванием роли Сталина и Ворошилова» 23 . По утверждению генерала армии А.В. Хрулёва, в 1938 г. Л.З. Мехлис требовал его ареста; сначала Щаденко защищал Хрулёва, но позднее изменил свое мнение 24 . Известно также, что Щаденко участвовал в принятии решений об аресте многих офицеров и выдаче соответствующих санкций по запросам НКВД. Например, 27 июня 1938 г. он санкционировал арест 18 политработников - от политрука до полкового комиссара 25 .

Но наибольший интерес представляет участие Щаденко в утверждении нормативных актов, регламентирующих осуществление репрессий в РККА, причем как способствовавших их эскалации, так и, напротив, - свертыванию. Важна его деятельность по созданию структур, занимавшихся решением вопросов, связанных с репрессиями. Здесь наблюдается явная эволюция представлений Щаденко о том, как должен быть организован механизм осуществления репрессий со стороны лиц, наделенных административной властью в армии.

24 июня 1938 г. Щаденко участвовал в заседании Главного военного совета (ГВС) РККА, который постановил: «командный и начальствующий состав РККА следующих национальностей: немцев, поляков, латышей, эстонцев, корейцев, финнов, литовцев, турок, румын, венгров и болгар всех пограничных округов немедля уволить в запас. Тех из них, независимо от того, в каком округе служит, на которых имеются компрометирующие материалы, передать органам НКВД». На заседании 27 июня 1938 г., в котором Щаденко также участвовал, ГВС постановил «принять предложение... Мехлиса... об изъятии из РККА всех колчаковцев, активно боровшихся против советской власти, находящихся... на командных должностях в Дальневосточном фронте, Забайкальском и Сибирском военных округах» 26 . В развитие последней инициативы 22 июля 1938 г. Щаденко обратился к Ворошилову с предложением дать распоряжение военсоветам объединений «проверить всех бывших эсеров, меньшевиков, анархистов, дашнаков, муссаватистов, боротьбистов и членов других антисоветских партий и лиц, не доказавших своей активной работой безусловную преданность партии Ленина-Сталина и социалистической Родине, уволить в запас, а на высший комсостав представить списки» 27 . Но нарком обороны его не поддержал.

Важно, что в принятых ГВС решениях и предложении Щаденко для подлежащих репрессиям лиц были обозначены достаточно четкие критерии (национальность, служба в белых армиях и т. д.). Это отличает чистки 1938 г. в армии. В 1937 г. никаких критериев задано не было. В июле 1938 г. Щаденко вполне доверял способности военсоветов осуществить увольнения без перегибов, в рамках заданных критериев.

Следует отметить, что Щаденко проявил немалую активность для реабилитации и возвращения в ряды армии тех, кто, по его мнению, был уволен несправедливо. Уже 20 января 1938 г. он издал директиву военсоветам округов, начальникам центральных управлений НКО и военных академий, требовавшую пересмотреть все увольнения за 1937 г. и все представления на увольнения. В директиве констатировалось, что «в подавляющей массе мотивы увольнения являются недостаточно обоснованными, а компрометирующие материалы непроверенными»; осуждалась практика, когда «сами командиры и начальники, подлежащие увольнению, для личной беседы не вызывались» 28 . Такое впечатление у Щаденко сложилось в результате изучения поступавших в его ведомство с мест многочисленных представлений к увольнению. В сущности, Щаденко выступал с критикой формально-бюрократического отношения местного и центрального (кроме, конечно, своих вышестоящих начальников) военного руководства к осуществлению репрессий.

Несмотря на издание директивы, процесс восстановления уволенных на местах шел очень вяло и спорадически. Сам Щаденко занимался другими вопросами. Удивительно, но переломным моментом в этом деле стали результаты проведения военсоветами в жизнь решений ГВС по увольнению «националов» и колчаковцев. Получив в августе 1938 г. данные о мотивах, по которым военные советы увольняли людей, Щаденко окончательно разочаровался в способности местных военных руководителей осуществлять репрессии без перегибов. Об их ошибках он указывал в письмах Ворошилову 29 . В 1940 г. он писал Сталину: «Офицеров выгоняли все, кому не лень, разбираться же в правильности пало на долю мне и Мехлису со своим аппаратом» 30 .

Именно с этого момента Щаденко стал централизовано проводить политику по восстановлению несправедливо уволенных офицеров. По его инициативе «в августе 1938 г. была создана... комиссия для разбора жалоб уволенных командиров, которая... проверяла материалы уволенных путем личного вызова их, выезда на места работников управления, запросов парторганизаций, отдельных коммунистов и командиров, знающих уволенных, через органы НКВД» 31 . Благодаря ее работе уже в последние месяцы 1938 г. в РККА были восстановлены 762 офицера 32 .

Одновременно Щаденко стал настойчиво доказывать наркому обороны, что необходимо запретить военсоветам самостоятельно увольнять офицеров. В первых числах сентября он обратился к нему с соответствующим письмом 33 . К письму Щаденко приложил телеграмму, предлагая разослать ее военсоветам округов за подписью наркома, следующего содержания: «Увольнение из РККА командного, политического и начальствующего состава властью Военсоветов прекратить и впредь не допускать ни одного случая увольнения или отстранения от должности без моей санкции или санкции моего заместителя т. Щаденко.

В дальнейшем по этим вопросам строго руководствоваться моим приказом № 0163 1937 года» 34 . Кроме того, Щаденко предлагал и на местах создать комиссии для пересмотра дел уволенных офицеров. Однако этой инициативе не был дан ход.

В октябре 1938 г. Щаденко вновь поставил эти же вопросы перед Ворошиловым 35 . Действуя настойчиво, он добился своего. Из стенограммы выступления Щаденко на ноябрьском 1938 г. пленуме Военного совета при наркоме обороны видно, что в округах тоже сдвинулся с места вопрос о восстановлении уволенных. Округа начали проявлять активность в этом вопросе. Сведения об этом имеются в литературе, хотя специально эта тема пока не исследовалась.

Щаденко приложил немало усилий для налаживания работы механизма реабилитации несправедливо уволенных офицеров. Но он не изменил свои взгляды на репрессии в армии. О сохранении упомянутой двойственности в убеждениях Щаденко и характере работы красноречиво свидетельствует выдержка из его выступления на ноябрьском 1938 г. пленуме Военного совета: «Управлением по командному и начальствующему составу РККА за этот год была проведена огромная работа... Наши ошибки: 1. Мы не очистились еще от того, от кого надо очиститься. Враги и прихвостни врагов народа еще кое-где остались и делают свое грязное дело. 2. Слепо доверяли справкам и механически, непроверенно увольняли людей... Надо считать, в округах около 50% уволено без оснований» 36 . Как видим, Щаденко оставался яростным сторонником продолжения поисков «врагов народа», уточняя, что их немного. Важно отметить, что, характеризуя процессы репрессий и реабилитации несправедливо уволенных, он хоть и указывал в первую очередь на недостатки в этой работе военсоветов, но, употребляя местоимение «мы», в сдержанной форме признавал наличие ошибок и за собой.

Таким образом, в должности заместителя наркома обороны и начальника УКНС Щаденко выступил в двух ипостасях - и как ярый поборник борьбы с врагами, и как последовательный борец с бюрократическим отношением к офицерам, инициатор налаживания механизма реабилитации и восстановления в РККА несправедливо уволенных.

Остановимся на вопросе, какими мотивами руководствовался Щаденко. участвуя в описанных процессах? Во-первых, думается, им двигала искренняя убежденность в необходимости и правильности репрессий. Приводившиеся выше факты красноречиво об этом свидетельствуют. Добавим к ним еще два. 18 июня 1937 г. Щаденко в личном письме супруге так характеризовал ситуацию в КВО: «Вредительская сволочь целыми годами гадила, а нам надо в недели, максимум в месяц-два, не только ликвидировать все последствия вредительства, но и быстро двигаться дальше» 37 . Столь резкие эмоциональные выражения в частном письме близкому человеку свидетельствуют о его искренности. А вот в другом документе, написанном в связи с принятием нового текста присяги в феврале 1939 г., Щаденко сформулировал такое положение: «Совершенно естественно, что основным и главным условием успеха в работе должно явиться дальнейшее разоблачение отъявленных врагов народа, троцкистско-бухаринских бандитов, их пособников - лодырей, пьяниц, морально разложившихся, и выращивание новых, беспредельно преданных, смелых, храбрых, самоотверженных кадров, способных успешно решать любые задачи в любых условиях» 38 . Примечательно, что этот документ появился уже по окончании периода массовых репрессий. Он свидетельствует, что Щаденко был последователен в своей позиции относительно репрессивной политики в СССР, был ее убежденным сторонником. Раскрывает документ и второй мотив Щаденко: прослеживается четкое понимание им сущности репрессий не только как процесса удаления неблагонадежных и опасных для советской власти людей из Красной армии, но и как способ «дать дорогу» молодым политически преданным и, что особенно важно, компетентным кадрам. В сущности, Щаденко полностью разделял установку Сталина по кадровому вопросу о выдвижении руководящих работников по двум принципам - политическому и деловому 39 .

Щаденко, безусловно, был одним из активных участников репрессий в Красной армии. В то же время публикуемые в последнее десятилетие документы и появляющиеся исследования показывают, что сам процесс репрессий и его причины не столь однозначны. Репрессии в том виде, в каком они происходили в действительности, явились результатом сложного сплетения общих интересов советского государства и личных интересов участников процесса; их проведение мутировало под воздействием механизмов работы бюрократической иерархии. В результате нередко репрессируемый казался тому или иному участнику процесса не живым человеком, а собранным на него компроматом, «бумажкой». Не столь однозначны были и причины репрессий. В последнее время появляются данные о злоупотреблении властью, очковтирательстве, воровстве и тому подобных явлениях, имевших отношение к некоторым пострадавшим от репрессий, в том числе и офицерам РККА 40 . Это, конечно, не отменяет того факта, что очень многие пострадали безвинно.

Сложная структура процесса репрессий заставляет иначе смотреть на его участников. В деятельности Щаденко можно твердо отметить три момента. Во-первых, он руководствовался интересами Советского Союза, а не собственными, карьерными и т. п., отождествляя эти интересы со своими личными. Для него репрессии являлись актом классовой борьбы, позволяющей расчистить дорогу для выдвижения подлинно советских кадров с целью построения коммунизма. Во-вторых, Щаденко являлся одним из тех, кто своей активностью задавал тон происходившим процессам, был «на острие меча». Полагая нужным сам процесс, но видя и его издержки, он был не только в числе активнейших проводников репрессий, но и пытался настойчиво бороться с их «издержками», став инициатором создания механизма реабилитации несправедливо уволенных. В-третьих, оба вышеназванных обстоятельства не спасли его от участи осуществлять действия, которые даже ему самому казались позже перегибами, что он с горечью признавал. Все сказанное о сложности феномена репрессий и специфике участия в них Щаденко, позволяет отнести его к сознательно действовавшему человеку своего времени, глубоко интегрированному в происходившее. Он не был «мрачным безликим палачом», каким его считали многие исследователи ранее.

Примечания

1. Краснознаменный Киевский: Очерки истории Краснознаменного Киевского военого округа, 1919-1988. Киев. 1989, с. 114; ХОРЕВ А. Карьера комиссара (За строкой военного архива). - Красная звезда. 16.XI.1991; ЯКУПОВ Н.М. Трагедия полководцев. М. 1992, с. 160-161, 244; КОРОЛЬЧЕНКО А.Ф. Выбитый генералитет: Историческое повествование. Ростов-на-Дону. 2000, с. 255-257; ПЕЧЁНКИН А.А. Высший командный состав Красной Армии накануне и в годы Второй мировой войны: дисс. док. ист. наук. М. 2003, с. 185, 206; ЧЕРУШЕВ Н.С. 1937 год: элита Красной Армии на Голгофе. М. 2003, с. 131.

2. Командный и начальствующий состав - аутентичный термин; далее автор оперирует более поздним, но тождественным ему термином «офицер». К этой категории автор относит всех, кто находился в должности командного и начальствующего состава, включая временно занимавших такие должности младших командиров и красноармейцев.

3. Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1-4 июня 1937 г.: Документы и материалы. М. 2008, с. 543.

5. СУВЕНИРОВ О.Ф. Трагедия РККА 1937-1938. М. 1998, с. 137.

6. РГВА, ф. 25 880, оп. 4, д. 210, л. 14.

7. Там же, л. 189.

8. Там же, д. 202, л. 15.

9. ГОРБАТОВ А.В. Годы и войны. М. 1989, с. 117.

10. Военный совет..., с. 165-166.

11. Там же, с. 166.

12. ЯКУПОВ Н.М. Ук. соч., с. 242-244.

13. РГВА, ф. 25 880, оп. 5, д. 3, л. 227.

14. Там же, л. 182.

15. Там же, д. 2, л. .13.

16. Там же, оп. 4, д. 210, л. 2.

17. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ), ф. 33, оп. 682 525, д. 37, л. 303-303об.

18. РГВА, ф. 25 880, оп. 4, д. 209, л. 333, 336.

19. ЦАМО РФ, учетно-послужная карта (УПК) Ермакова Якова Ильича.

20. РГВА, ф. 25 880, оп. 4, д. 211, л. 25; д. 267, л. 111:

21. ЦАМО РФ, УПК Ермакова Я.И.

22. РГВА, ф. 25 880, оп. 5, д. 3, л. 615.

23. М.Н. Тухачевский и «военно-фашистский заговор». - Военно-исторический архив, 1998, № 2, с. 58.

24. КУМАНЁВ Г.А. Говорят сталинские наркомы. Смоленск. 2005, с. 235.

25. СУВЕНИРОВ О.Ф. Ук. соч., с. 81.

26. Главный военный совет РККА. 13 марта 1938 г. - 20 июня 1941 г.: Документы и материалы. М. 2004, с. 107,109-110.

27. Цит. по: СУВЕНИРОВ О.Ф. Ук. соч., с. 83.

28. Репрессии в Красной Армии (30-е годы). Сборник документов из фондов Российского государственного военного архива. 1996, с. 290.

29. ПЕЧЁНКИН А.А. Ук. соч., с. 206.

30. РГВА, ф. 37 461, on. 1, д. 141, л. 1об.

32. Репрессии в Красной Армии..., с. 422.

33. ЛОШКОВ Д.Б. Командные кадры Красной Армии накануне Великой Отечественной войны (1939 - июнь 1941 гг.): дисс. канд. ист. наук. М. 2003, с. 42.

34. РГВА, ф. 37 837, оп. 22, д. 115, л. 28.

35. ПЕЧЁНКИН А.А. Ук. соч., с. 205-207.

36. Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг.: Документы и материалы. М. 2006, с. 155.

37. Родина. 1989, № 5, с. 31.

38. РГВА, ф. 37461, on. 1, д. 33, л. 4.

39. Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. - Вопросы истории. 1995, № 12, с. 13.

40. См., например: СМИРНОВ А.А. Крах 1941 - репрессии ни при чем! «Обезглавил» ли Сталин Красную Армию? М. 2011.

Текущая версия страницы пока не проверялась

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от, проверенной 30 ноября 2017; проверки требуют.

Репрессии в РККА 1937-1938 - масштабные политические репрессии («чистки») в отношении командного и начальствующего состава РККА и РКВМФ , которые выделяются исследователями как одно из проявлений, составная часть политики «Большого террора » в СССР. Фактически начались во второй половине 1936 года , но наибольший размах приобрели после ареста и осуждения М. Н. Тухачевского и семи других высокопоставленных военных в мае-июне 1937 года; на 1937-1938 гг. пришёлся их пик, а в 1939-1941, после резкого спада, они продолжались с существенно меньшей интенсивностью. Репрессии выражались в увольнениях по политическим мотивам, арестах и вынесении приговоров по сфабрикованным делам.

Жертвами беззакония и фальсифицированных обвинений стали тысячи командиров и бойцов РККА и РКВМФ. Основной удар политических репрессий был направлен против командного состава высшего звена: заместителей наркома обороны СССР, командующих войсками военных округов (флотов), их заместителей, командиров корпусов, дивизий, бригад. Значительно пострадал командно-начальствующий состав управлений и штабов в соответствующих звеньях, профессорско-преподавательский состав военно-учебных заведений .

Основную массу жертв политических репрессий в Красной Армии в предвоенные годы составили так называемые участники «военно-фашистского заговора» и «правотроцкистских организаций», дела которых рассматривались Военной коллегией Верховного суда СССР. Для получения необходимых показаний от подследственных они в массовом порядке подвергались издевательствам, избиениям и пыткам. Применение «мер физического воздействия» в ходе следствия в отношении «врагов» и «шпионов» было санкционировано высшим партийным и государственным руководством СССР. Подавляющее большинство командиров, начальников и политработников, обвинённых в участии в «военно-фашистском заговоре», были приговорены к высшей мере наказания - расстрелу. Лишь некоторым из них этот приговор, не приведённый в исполнение немедленно, был впоследствии заменён исправительно-трудовыми лагерями .

Одним из важнейших понятий, во многом определяющих предмет исследования и связанные с ним проблемы, является сам термин «репрессированный». Долгое время он не расшифровывался вообще. Начиная с 1990-х гг., историки стали предлагать различные интерпретации, ряд историков указали в своих работах на необходимость говорить отдельно об уволенных и арестованных. О. Ф. Сувениров в 1998 г. предложил вообще отказаться от этого термина и вместо него оперировать конкретными данными о количестве арестованных, освобождённых до суда или оправданных по суду, приговорённых к расстрелу, погибших в лагерях и тюрьмах, выживших . В современной историографии этот термин продолжает употребляться, при этом все исследователи считают необходимым давать ему чёткое определение. Абсолютно все историки к репрессированным относят только тех военнослужащих, в отношении которых какие-либо действия предпринимались государственными органами именно по политическим мотивам. При этом у разных историков спектр подобных действий несколько варьируется. Сувениров полагал, что в научном отношении корректнее говорить об «истреблении военнослужащих по политическим мотивам», которое оформлялось приговорами судебных органов . В то же время в статистических таблицах, в заглавии которых фигурирует термин «истребление», Сувениров учитывал и расстрелянных, и умерших под стражей, и покончивших с собой, и вышедших из заключения живыми ; именно их учёный относил к жертвам репрессий. При этом Сувениров, отмечая, что увольнение по политическим мотивам - также форма репрессий , был убеждён, что в число репрессированных «нельзя огульно включать и всех уволенных из РККА по политическим мотивам», поскольку арестовывали далеко не каждого из них . Г. И. Герасимов относит к репрессированным «лиц командно-начальствующего состава, уволенных из РККА за связь с „заговорщиками“, арестованных и не восстановленных впоследствии в армии» . А. А. Печёнкин относит к репрессированным также арестованных и уволенных по национальному признаку и «за связь с заговорщиками» . Н. С. Черушев полагает, что «основными составляющими репрессий были увольнение из армии по политическим мотивам и арест органами НКВД по тем же основаниям» . В. С. Мильбах выделяет три «концентрические» группы репрессированных: 1) уволенные по политическим мотивам; 2) арестованные из общего числа этих уволенных; 3) приговорённые к высшей мере наказания, умершие в лагерях и тюрьмах из числа арестованных; кроме того, автор выделяет из числа арестованных ещё две группы: осуждённых к различным срокам заключения и освобождённых в ходе пересмотра дел . С. Е. Лазарев полагает, что к репрессированным «следует относить лишь арестованных и уволенных по политическим мотивам» . Таким образом, все авторы относят к репрессированным арестованных по политическим мотивам, большинство авторов - уволенных по политическим мотивам. При этом, Сувениров относит к ним также покончивших с собой, А. А. Гуляев - отстранённых от должности по политическим мотивам , а Герасимов исключает из числа репрессированных всех, кто был впоследствии восстановлен.

Вооружённые силы СССР состояли в период репрессий из трёх военных организаций - РККА (сухопутные и воздушные силы, а до 30 декабря 1937 также морские), РКВМФ (выделен в самостоятельный наркомат 30 декабря 1937 г., а до этого входил в состав РККА и именовался морскими силами - ВМС), пограничные и внутренние войска (ГУПВО), подчинявшиеся НКВД . Большинство исследователей рассматривают в своих работах лишь репрессии в отношении военнослужащих РККА и РКВМФ . М. И. Мельтюхов отмечает, что необходимо также изучать репрессии в войсках НКВД . Отдельные сведения о репрессиях в войсках НКВД имеются у различных историков . Сувениров также обращает внимание на репрессии офицеров, вышедших в запас до 1937 г. Сувениров и Н. М. Якупов полагают, что следует принимать во внимание и репрессии в отношении видных деятелей Гражданской войны, не служивших к тому времени в Вооружённых силах СССР.

Ещё один окончательно не решённый вопрос - какие группы репрессированных военнослужащих подлежат исследованию. Подавляющее большинство историков исследуют репрессии только в отношении офицеров . Лишь Сувениров считает необходимым включать в рамки исследований также представителей младшего начсостава , красноармейцев и краснофлотцев .

Хронологические рамки проблемы в различных работах несколько отличаются. Сувениров исследует период со второй половины 1920-х гг. до 1941 г. ; автор отмечает, что активизироваться репрессии начали с 1936 г . В ряде книг Черушева имеются сведения о репрессиях в период с 1935 по 1941 гг . Мильбах отмечает, что репрессии в ряде округов и на флотах начались в 1935-1936 гг. ; в его работах исследование по отдельным аспектам проблемы доводится до 1939-1941 гг. В то же время авторы солидарны, что на 1937-1938 гг. приходится пик репрессий; такие хронологические рамки часто фигурируют в названиях монографий.

К наиболее важным проблемам, которые исследуют учёные, относятся: влияние репрессий на боеспособность Вооружённых сил СССР ; причины репрессий ; масштабы репрессий ; кем и как осуществлялись репрессии ; вопрос о наличии/отсутствии в Вооружённых силах реального заговора и обоснованности репрессий ; качество выдвиженцев .

До конца 1980-х гг. тема репрессий в РККА освещалась в СССР очень сдержанно. Имелись отдельные работы, в которых говорилось о проведении репрессий, назывались имена отдельных репрессированных . В начале 1960-х гг. в СССР было опубликовано несколько работ, посвящённых наиболее видным репрессированным военачальникам - В. К. Блюхеру, М. Н. Тухачевскому, И. Э. Якиру, И. П. Уборевичу и некоторым другим. В этих работах содержались отдельные факты хода репрессий, но исследование темы репрессий в Красной Армии в целом не получило своего развития. Из зарубежных авторов, исследовавших проблему до конца 1980-х, в историографии принято отмечать как значительные для своего времени работы Р. Конквеста и Ю. А. Геллера и В. Н. Рапопорта . Однако в современной историографии они подверглись критике, прежде всего из-за ограниченной источниковой базы, имевшейся в распоряжении авторов, что привело к большому числу ошибок и слабости выводов .

В конце 1980-х - первой половине 1990-х вышло существенное число статей и книг, в которых проблема репрессий рассматривалась более развёрнуто и на более широкой источниковой базе. К ним относятся работы В. Д. Данилова , Н. М. Якупова , Ф. Б. Комала , А. Т. Уколова и В. И. Ивкина , В. А. Бобренева и Л. М. Заики, Д. А. Волкогонова , О. Ф. Сувенирова [прим. 1] . Научные наработки из исследований Уколова и Ивкина , Бобренева и Заики и Сувенирова используются в современной историографии; в то же время часть выводов, сделанных в этих работах, подверглась критике . В заслугу Волкогонову ставятся выявление и публикация ряда важнейших источников по теме, которые часто цитируются по его работе . Однако в историографической статье М. И. Мельтюхова 1997 г. констатировался кризис исследования проблемы: ряд важнейших проблем (в том числе вопрос о влиянии репрессий на боеспособность Красной Армии) так и не были решены, некоторые проблемы не были даже сформулированы, источниковая база продолжала оставаться ограниченной .

Новый период историографии открывается изданием в 1998 г. монографии Сувенирова «Трагедия РККА 1937-1938». В этой работе автор рассматривал основные этапы «того смертного пути, по которому в 1937-1941 гг. прошли многие тысячи воинов РККА: арест, предварительное следствие, судебная комедия, пуля в затылок». Под этим углом учёный исследовал репрессивную деятельность высших органов власти и НКВД, взаимоотношения последнего с политорганами Красной Армии и прокуратурой, репрессивную практику судебных и внесудебных органов; последняя глава его работы посвящена исследованию влияния репрессий на боеспособность РККА Этот труд до сих пор является актуальным, оценивается другими исследователями проблемы как фундаментальный, строго научный и наиболее серьёзный в отечественной историографии . В то же время есть и критика этой работы. А. В. Короленков назвал в качестве недостатков «излишнее доверие к некоторым не вполне надёжным мемуарным свидетельствам» и «незнакомство с иноязычной литературой» . Ряд авторов отмечают, что Сувенирову не удалось вскрыть причины репрессий, чётко их обозначить. С резкой критикой исследования Сувенировым последствий репрессий выступил А. А. Смирнов, полагающий, что тезис о «подкашивании РККА репрессиями» остался недоказанным, так как не было произведено сравнение «дорепрессионной» и «послерепрессионной» Красной Армии .

Проблеме качества офицеров, пришедших на смену репрессированным в предвоенный и военный период, посвящён ряд исследований. Просопографическое исследование Ю. Ю. Юмашевой посвящено полководцам Великой Отечественной войны, к которым она относит наркомов обороны, начальников Генштаба , командующих и начальников штабов стратегических направлений , командующих и начальников штабов фронтов, командующих фронтов ПВО , командующих общевойсковыми, ударными, воздушными и танковыми армиями, командующих флотами; в работе исследовались следующие характеристики: возраст, социальное происхождение, нахождение «под следствием НКВД», нахождение в плену или окружении во время Великой Отечественной войны, образование, опыт службы и боевой опыт к моменту начала войны, партийность . Г. И. Герасимов с целью оценки влияния репрессий на кадры Красной Армии исследовал динамику «изменения основных параметров, отражающих» их состояние: «насыщенность ими армии, уровень укомплектованности и подготовки, опыт службы в занимаемой должности» - и пришёл к выводу, что репрессии не оказали на состояние военных кадров значительного влияния . Короленков охарактеризовал его выводы как интересные, но не бесспорные ; Мильбах, не ставя под сомнения расчёты Герасимова, критически оценивает его выводы ; А. Смирнов назвал Герасимова «первопроходцем» в сравнении до- и «пострепрессионной» РККА по уровню образования . А. А. Печенкин исследовал эволюцию высшего комначсостава РККА в 1935-1945 гг. по таким показателям, как происхождение, возраст, образование, партийность, командный стаж и наличие боевого опыта .

Широкому спектру проблем посвящены исследования Н. С. Черушева [прим. 1] , хотя прежде всего автор уделяет внимание подробностям репрессий в отношении элиты РККА, под которой подразумевается высший комначсостав . Его работы характеризуются двояко: с одной стороны, отмечаются различные достоинства - исследование «малой реабилитации» 1939-1941 гг., тщательное изучение следственных дел репрессированных и обстоятельств ведения следствия ; с другой стороны, имеется и критика - Короленков полагает, что многие суждения Черушева «остались на уровне брежневского времени» , ряд авторов отмечают, что Черушев в своих работах не вскрыл причин репрессий.

Исследованию репрессий в отдельных объединениях РККА и РКВМФ (округах, флотах и флотилиях) посвящены работы В. С. Мильбаха, построенные в основном по единой схеме. В них исследуется роль и влияние на процесс репрессий трёх структур военного управления - командной (командующий, военный совет), политической (политорганы), юридической (прокуратура, судебные и внесудебные органы), а также региональных органов НКВД (каждой структуре посвящена отдельная глава монографий) ; в каждой монографии рассматривается влияние репрессий на боеспособность войск/сил объединения путём изучения состояния всех её компонентов, к которым относятся укомплектованность личным составом, состояние техники и вооружения, уровень организации управления, боевая подготовка войск/сил, организованность и воинская дисциплина, морально-боевые качества личного состава . В настоящее время изданы монографии Мильбаха, посвящённые ЗабВО, ОКДВА, ТОФ, ЛВО [прим. 1] . Эти работы оцениваются С. Е. Лазаревым как большой вклад в исследование проблемы . А. Смирнов выступает с критикой исследования Мильбахом влияния репрессий на боеспособность войск ОКДВА, полагая, что им не было произведено сравнение «дорепрессионного» и «пострепрессионного» уровня боевой выучки войск, без чего нельзя сделать вывод о влиянии на него репрессий . Более узкой проблеме репрессий в КВО - роли в них военного совета округа - посвящена статья А. А. Гуляева [прим. 1] .

А. А. Смирнов полагает, что тезис о «подкашивании РККА репрессиями» остался недоказанным, поскольку так никто из историков не произвёл сравнения уровня боевой выучки до- и «пострепрессионной» РККА. Он поставил такую цель в своей работе, предметом исследования которой стали войска КВО, БВО и ОКДВА, исключая ВВС. В результате автор пришёл к выводу, что в ходе репрессий «выучка командиров, штабов и войск» РККА не ухудшилась, а «осталась на прежнем весьма низком уровне» . Мильбах подверг критике методологические приёмы Смирнова, указывая, что под термином «уровень боевой выучки» подразумевается смешение «некоторых компонентов боеспособности», а при этом отдельные важные показатели её игнорируются .

Существенный вклад в изучение проблемы внесли и другие историки: С. С. Близниченко (репрессии в ВМС РККА и РКВМФ), Ю. З. Кантор (дело Тухачевского), Л. Самуэльсон и В. Н. Хаустов (роль Сталина и НКВД в репрессиях в РККА), Ф. Н. Подустов (репрессии в Томском артиллерийском училище). Историографические работы по проблеме принадлежат М. И. Мельтюхову, А. В. Короленкову, М. Г. Степанову [прим. 1] .

Увольнение комначсостава из РККА производилось приказами по личному составу НКО СССР и военных округов . В июне 1937 г. военным советам округов и флотов было предоставлено право увольнять офицеров вплоть до командира полка и ему равных . 17 октября 1937 г. военные советы были лишены такого права , однако военные округа производили увольнения и в 1938 г. Так, с 11 по 13 июля 1938 г. В. К. Блюхер подписал 12 приказов на увольнение 279 офицеров .

Сведения о количестве уволенных из РККА содержатся в ряде статистических справок УКНС РККА, которые используются в настоящее время большинством историков. К ним относятся: справка Е. А. Щаденко, направленная в ЦК ВКП(б) в 1940 г., содержащая сведения о количестве уволенных из РККА без ВВС (на неё ссылаются Уколов и Ивкин , Мельтюхов , Сувениров , Печенкин , Черушев , Лазарев ); ряд статистических документов УКНС, опубликованных Черушевым в 1998 г. (на них ссылаются Сувениров , Черушев , Мильбах ); «Справка о числе уволенного комначсостава в 1937 и 1938 годах по военным званиям» (на неё ссылаются Печенкин , Черушев ). Кроме того, Комал и Сувениров приводят данные об уволенных из РККА офицерах ВВС. Сведения об увольнениях из РКВМФ приводятся в работах Близниченко и Мильбаха [прим. 1] .

Не все указанные в этих справках офицеры были уволены по политическим мотивам. Определение точного числа уволенных по этим мотивам вызывает у историков определённые трудности, их мнения сведены в таблицу:

В 1934-38 гг. военная контрразведка как Особый (с декабря 1936 - 5-й) Отдел входила в состав Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. В марте 1938 г. с упразднением ГУГБ, на базе 5-го Отдела было создано 2-е Управление (особых отделов) НКВД СССР. Уже в сентябре 1938 г., в ходе очередной реорганизации, проведённой по инициативе нового первого заместителя наркома Л. П. Берии, ГУГБ было воссоздано, а 2-е управление вошло в него в качестве 4-го (Особого) Отдела.

В подчинении у центральных органов находились особые отделы (ОО) в РККА, РККФ, войсках НКВД.

В функции начальника, заместителя и оперуполномоченных особого отдела НКВД входило:

Аресты осуществлялись сотрудниками НКВД, прежде всего особых отделов . В соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) № 1232/191 «О порядке производства арестов» от 17 июня 1935 г., аресты по всем без исключения делам органы НКВД должны были согласовывать с соответствующим прокурором. В соответствии с тем же постановлением, приказом НКО № 006 от 3 февраля 1935 г. и «Положением о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА» от 22 сентября 1935 г., аресты органами НКВД всех командиров и начальников от командира взвода, им равных и выше должны были производиться только с разрешения наркома обороны .

Для согласования ареста НКВД направлял наркомам обороны (К. Е. Ворошилов) и РКВМФ (П. А. Смирнов, М. П. Фриновский) т. н. «справку» на подлежащего аресту. Сувениров сообщает, что в РГВА хранятся целые тома таких справок ОО ГУГБ НКВД СССР в адрес Ворошилова с просьбой санкционировать арест одного или нескольких офицеров , но не называет точного количества. В одном документе, датируемом августом 1937 г., имеются сведения, что только по справкам, направленным И. М. Леплевским Ворошилову, последний санкционировал арест 142 офицеров . Среди арестованных с санкции Ворошилова: корпусные комиссары Н. А. Савко и М. Л. Хорош , комдивы П. П. Григорьев и М. А. Демичев , комбриги Г. А. Капцевич и К. И. Соколов-Стахов и др.; по мнению Сувенирова, большинство арестов в РККА санкционировал именно Ворошилов . Известно несколько случаев, когда Ворошилов отказался дать санкцию на арест. Отмечая, что это скорее были исключения из правила, Сувениров приводит семь таких случаев; среди них - полковник Р. Я. Малиновский . Санкции на арест также давали заместители Ворошилова - Гамарник, Мехлис и Щаденко . Например, ещё 8 июля 1936 г. Гамарник санкционировал арест двух батальонных комиссаров , а Щаденко в середине 1938 г. - 18 политработников от политрука до полкового комиссара . С июня по октябрь 1937 г. право санкционировать аресты офицеров вплоть до командира полка и ему равных было предоставлено военным советам округов и флотов , однако статистических данных на этот счёт нет. Санкционирование арестов командованием округов имело место и в 1938 г. Так, Блюхер санкционировал арест полковника А. П. Карнова . Кроме того, после увольнения офицера, санкция на арест со стороны наркома или кого-то из функционеров РККА, наделённого таким же правом, уже не требовалась. По оценке Щаденко, около 5 тыс. офицеров органы НКВД арестовали уже после увольнения из РККА .

Сведений о масштабах санкционирования арестов прокурорами в литературе мало. Имели место различные действия прокуроров. Так, врио прокурора КВО бригвоенюрист Я. М. Шахтэн санкционировал арест комдива С. И. Венцова-Кранца . Военная прокуратура ТОФ санкционировала аресты 145 военнослужащих . Некоторое число военнослужащих, причём, видимо, существенное, было арестовано вообще без санкций прокуроров. Среди них армейский комиссар 2-го ранга А. С. Булин , корпусной комиссар Т. К. Говорухин и др . По данным Мильбаха, более 2/3 военнослужащих ТОФ были арестованы без санкций прокурора .

Историки сходятся во мнении, что статистические справки УКНС не отражают реальное количество арестованных офицеров РККА . Поимённо установив существенное количество арестованных, Мильбах на примерах ЛВО и ОКДВА показал, что в этих документах их количество занижено.

В ходе предварительного следствия сотрудники НКВД собирали различные материалы, подтверждающие предъявленные подследственному обвинения. К таким материалам относились, в частности, показания самого арестованного, данные на допросах и зафиксированные в протоколе, или собственноручные заявления и показания. Арсенал следователей, перед которыми стояла задача непременно получить от арестованных необходимые показания, включал в себя самые разнообразные незаконные методы: принуждение, запугивание, избиения, лишение сна и другие меры морального и физического воздействия .

Исходный документ, которым было разрешено применение «физических методов воздействия», до сих пор не выявлен. Обнаружены лишь два документа, подтверждающие, что эти методы были разрешены политическим руководством СССР: шифротелеграмма Сталина секретарям обкомов, крайкомов и руководству НКВД-УНКВД о применении мер физического воздействия в отношении «врагов народа» от 10 января 1939 г. и стенограмма июньского 1957 г. пленума ЦК КПСС. В первом документе указывается, что «», причём «» , и несмотря на то, что «», «». Второй документ был тщательно исследован Сувенировым, который пришёл к выводу, что решение о применении мер физического воздействия было принято не ЦК ВКП(б), а более узкой группой лиц - Политбюро ЦК ВКП(б) . По словам Кагановича и Молотова, документ был написан «рукой Сталина», а подписали его все члены Политбюро. Сувениров, однако, допускает, что это решение могло быть принято без участия Ворошилова .

Применение на практике сотрудниками НКВД этого метода подтверждается многими источниками разного происхождения. О применении таких методов как к себе, так и к другим подследственным свидетельствуют сами арестованные: комбриг С. Ф. Гулин, содержавшийся в одной камере с особого » , а следователь ОО ГУГБ НКВД ЗабВО лейтенант госбезопасности В. Н. Розанов в объяснительной записке, написанной в 1939 г. в связи с жалобой комкора Н. В. Лисовского на незаконные методы следствия, указал: «Лисовский допрашивался оперуполномоченными Васюк и Першиным непрерывно в течение 4-5 суток, он стоял, били его по физиономии и т. п.» . Реальные масштабы применения этого метода пока не установлены. Однако даже по неполным данным видно, что они были весьма существенными. Сувениров на основании различных документов установил, что «физическим методам воздействия» подверглись: 3 Маршала Советского Союза, 2 командарма 1-го ранга, 1 флагман флота 1-го ранга, 1 армейский комиссар 1-го ранга, 2 командарма 2-го ранга, 1 армейский комиссар 2-го ранга, 11 комкоров, 6 корпусных комиссаров, 1 корвоенинженер, 1 корвоенюрист, 24 комдива, 3 флагмана 2-го ранга, 7 дивизионных комиссаров, 1 диввоенюрист, 25 комбригов, 8 бригадных комиссаров, 3 бригинженера .

Арестовывались офицеры за различные преступления, что также следует учитывать. А. Т. Уколов и В. И. Ивкин на основе данных судебных органов РККА отмечают, что в 1937-1939 гг. было осуждено за преступления примерно 8 624 человека, указывая при этом, что вряд ли стоит причислять к репрессированным осужденных за уголовные и морально-бытовые преступления.

Количество репрессированных представителей высшего комсостава РККА на основании подсчётов О. Ф. Сувенирова в своем докладе дал правильную оценку частям Закавказского военного округа. РККА и части Закавказского военного округа выкорчевали изменников родины, предателей, бешеных собак из своих рядов, уничтожив их, и тем самым неизмеримо укрепили свою мощь, ещё более сплотились вокруг партии Ленина-Сталина, вокруг сталинского ЦК (аплодисменты).»

Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии.

Считалось, что противник продвигается столь быстро из-за внезапности его нападения и потому, что Германия поставила себе на службу промышленность чуть ли не всей Европы. Конечно, это было так. Но меня до пота прошибли мои прежние опасения: как же мы будем воевать, лишившись стольких опытных командиров ещё до войны? Это, несомненно, была, по меньшей мере, одна из главных причин наших неудач, хотя о ней не говорили или представляли дело так, будто 1937-1938 годы, очистив армию от «изменников», увеличили её мощь.

Без тридцать седьмого года, возможно, не было бы вообще войны в сорок первом году . В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошёл.

С репрессиями в отношении командного состава РККА в 1937 году связаны одни из наиболее дискуссионных и политизированных вопросов в истории СССР. Не претендуя на исчерпывающие ответы на все из них, предлагаем обратить внимание на некоторые факты, дополнительно проливающие свет на сложные события в Красной Армии предвоенных лет.

История вопроса

Со времён «оттепели», традиционный набор взглядов на роль репрессий против командного состава РККА таков:
- Красная армия к 1937 году была одной из самых мощных армий мира;
- её руководители были высококомпетентными и преданными стране командирами;
- репрессии нанесли по армии тяжелейший удар, и этим во многом объясняются поражения начала войны.
На вопрос: «сколько именно репрессировано?», часто называется цифра в 40 000 человек, кроме того, приводятся данные о количестве репрессированных командиров высших званий по сравнению с общим числом (3 из 5 маршалов и т.д.).
В застойные годы и далее до перестройки тему репрессий старались не поднимать. Акцент в причинах поражений в 1941 году делался на общей «неготовности Красной армии». Вместе с тем, о какой-то критике вопросов о численности осуждённых или о масштабах репрессий автору неизвестно. Следующий виток в развитии этой темы начался в перестройку, когда вновь были подняты на щит попавшие под каток полководцы. Публиковались многие документы, начали печататься и такие авторы, как Сувениров, а затем и Черушев. Своеобразным ответом на разоблачительные публикации стали сомнения в практически всех приведённых выше оценках.
Кажется, первым заявил, что «нам обо всём врали» в своей книге «Самоубийство» одиозный публицист Владимир Резун, пишущий под псевдонимом В. Суворов. Если ценность его опусов можно считать достаточно сомнительной, то исследования А. Смирнова (например, статья «Торжество показухи» или книга «Крах 1941 – репрессии ни при чём! «Обезглавил» ли Сталин Красную армию?») куда серьёзнее.
Оказалось, что и до репрессий в Красной армии было множество проблем. Кроме того, процент репрессированных относительно численности командиров всей Красной армии был невелик, а многие командиры увольнялись с формулировками, отличными от политических. Высказывались сомнения в компетентности красных командиров – в особенности от различных авторов доставалось Тухачевскому.
Попытка разобраться в истинном положении вещей, безусловно, будет очень сложной. Но мы попробуем. Ответ на вопрос о влиянии репрессий на боеспособность Красной армии включает в себя ответы на следующие «подвопросы»:
- Каким был уровень боевой подготовки Красной армии до репрессий?
- Какими были масштабы репрессий?
- Кем были заменены репрессированные?
- Какие эффекты, помимо замены одних командиров другими, дали репрессии?
- Каким стал уровень подготовки Красной армии после репрессий?
В этой статье будем разбираться с первым вопросом из этого списка.

Комплектование

Не стоит судить об армии 20-30-х годов по современной армии или Советской Армии времён застоя. В советском обществе 70-х офицер обладал весьма высоким положением. Если смотреть фильмы 30-х, кажется, что и в те годы красный командир имел схожее положение. На самом деле всё было далеко не так однозначно.
В середине 30-х годов зарплата учителя старших классов составляла 750 рублей , а командира взвода – 600 рублей . Эти данные приводит А. Исаев в книге «От Дубно до Ростова». При этом никуда не девались все «прелести» командирской жизни: необходимость частых переездов, опасность службы, наконец, необходимость вкалывать не 7 часов, как все трудящиеся Советского Союза, а по 12-14 часов в день, практически без выходных. Обратной стороной этого были, конечно, карьерные возможности.
Следует учитывать, что получить деньги в СССР, особенно образца 30-х годов, было лишь первым этапом в борьбе за необходимые товары. Их нужно было ещё купить, что часто на практике было большой проблемой. И тут, как указывает в своём труде «За фасадом «Сталинского изобилия» Осокина, красный командир имел изрядные преимущества перед другими слоями населения. Однако по её же данным видно, что ситуация была тем хуже, чем дальше место службы находилось от промышленных и столичных районов. Скататься в Москву или Ленинград за покупками командир, не служивший там, практически не имел возможности.
Конечно, не всё для человека 30-х годов замыкалось на материальных благах, но наивно думать, что они ничего не значили. Кроме того, героями того времени были не только, например, военные лётчики, но Стаханов, Паша Ангелина и прочие вполне гражданские люди.

«Стахановский экипаж» бронеавтомобиля БА-6 2-й роты 2-го батальона 18-й Туркестанской горной кавдивизии, награждённой орденом Красного Знамени. ТуркВО, 1936 год, topwar.ru

Таким образом, видно, что по чисто материальным причинам с комплектованием Красной армии имелись весьма серьёзные проблемы. К тому же уже по политическим причинам доступ в армию был закрыт для военных профессионалов из категории «бывших» и серьёзно затруднён для детей интеллигенции. Армия должна была быть рабоче-крестьянской, а была, скорее, просто крестьянской. Это и неудивительно, ведь большинство населения того времени составляли именно работники плуга и лошади. Даже в биографиях большинства полководцев Великой Отечественной мы найдём указания на то, что их предки занимались землепашеством.
Как итог – ужасающе низкий уровень общеобразовательной подготовки командиров. Не следует думать, что она вовсе не нужна военным. Например, знаменитый командир Панфиловской дивизии Момыш-Улы отказался принять артиллерийский дивизион как раз потому, что опасался, что не сможет рассчитать его залп. Правда, этот эпизод описан в художественной книге «Волоколамское шоссе», однако она написана со слов главного героя и является достаточно точной в других моментах.

Снабжение

Конечно, материальные проблемы преследовали не только личный состав Красной армии – в похожих условиях находилась вся страна. Уровень нищеты РККА хорошо можно оценить на таком примере: в 1923 году зампредседателя Революционного Военного Совета (то есть второй человек в армии!) Склянский занимался проблемой острого недостатка утиральников и носовых платков. Последних, к примеру, должны были поставить 596 405 штук при штатной численности армии в 610 000 человек. Этот пример взят из известного сборника «Реформа в Красной армии. Документы и материалы». Со средствами связи и другой техникой положение было не намного лучше, чем с носовыми платками.
Конечно, это был 1923 год, страна только-только отходила от разрухи Гражданской войны. Но материальные проблемы преследовали Красную армию и в дальнейшем. Плохое, однообразное питание, недостаток обмундирования и обуви, стрельбищ и учебных классов, наглядных пособий, проживание в аварийном или просто никуда не годном жилье – всё это правила, а не исключения для актов инспектирования 30-х годов. Эти факторы серьёзно сказывались на боеспособности армии. Военные в значительной степени занимались вопросами собственного выживания и строительными работами.
При этом, если в середине 20-х годов численность армии изменялась незначительно, оставаясь в районе 600 000 человек, то с конца 20-х начинается её всё ускоряющийся рост. С ним связан целый ряд проблем. Это и увеличение потребности в командирах, и резкое увеличение потребностей в материальном снабжении. Можно тысячу раз критиковать Блюхера за развал боевой подготовки, за то, что войска у него не вылезали из строительства и из нарядов, но как обеспечить боевую подготовку, если в округ перебрасывается очередная часть, у которой нет не то что стрельбища и учебных классов, но даже бараков?! А на носу зима с 40-градусными морозами.

БТ-7 на учениях. На надгусеничных полках уложены деревянные шпалы, часто использовавшиеся для самовытаскивания и укладки на слабый грунт. На подбашенном листе лежит «свеча» – запасная пружина подвески. 1936 г.

При этом безработицы в СССР нет. Стало быть, нет и «лишних» людей, которых можно было бы безболезненно направить на строительство дорог, казарм, аэродромов, стрельбищ, учебных классов и спортгородков.

Проблема однобокой трактовки документов

Было бы заблуждением считать, что в Красной армии к 1937 году всё было плохо. Как Смирнов, так и некоторые другие авторы рассматривают весьма специфический вид документов: акты инспектирования, отчёты об учениях и так далее. Вполне естественно, что в подобных документах особое внимание обращено на отрицательные моменты. И совершенно некорректно выбирать из документов лишь их. На самом деле, отчёты рисуют куда более сложную картину. Например, раскритикованные Смирновым осенние манёвры 1936 года в БВО характеризуются начальником Управления Боевой Подготовки РККА Седякиным так:
«Но разведка их была не дееспособна. Рации 71-ТК не связывали командиров и штабы ни с кем далее 4-5 км. Комбриг 21 мех. действовал поэтому вслепую, на выстрелы. Взаимодействие между мехбригадами и боевой авиацией слабое. Также вслепую действовала 5 мб… Боевая разведка, наблюдение, охранение в движении и на месте – в пренебрежении… На сборных пунктах – та же беспечность и пренебрежение маскировкой. 5 мб и 21 мб стоят у леса, но совершенно открыто и беспорядочно перед опушкой… В атаке боевые порядки быстро расстраивались (5 мб).»
Однако в том же документе можно найти такие строки:
«Боевая авиация действовала удачно. Штурмовики красных очень хорошо прикрывали выход из боя 7-й кав. дивизии… Комдив 37 тов. КОНЕВ, начштаба – Полковник ВОРОНЦОВ и его штаб оборону тактически и технически знают и понимают хорошо. Оборонительная полоса задумана и выполнена в натуре тактически разумно и остроумно – по силам и средствам дивизии… Похвальны: Хорошая работа штаба 37 сд. Вполне сколоченный аппарат из инициативно работающих штабных командиров. Отлично организованная разведка.
Майор Сологуб проявил большую энергию и находчивость в организации ночных разведывательных поисков и собирании сведений о противнике. Сам лично ходил в эти поиски и лично допрашивал пленных командиров. Главный его трофей – боевой приказ артполку 2 сд, содержащий сведения об атаке 16 ск, захваченный у пленного командира 1 артдивизиона…»
В общем, можно подбирать только отрицательные отзывы, как делает Смирнов, а можно – только благоприятные, и за счёт этого на основе одного и того же документа получить полярные оценки. А какие же выводы сделаны в самом документе его авторами?
«1. Ваше задание на манёвры, товарищ Маршал Советского Союза, Командующий Войсками и Штаб БВО выполнили. Замысел и общая организация манёвров дали большой опыт начальникам, штабам и войскам в условиях вполне современной оперативно-тактической обстановки, интереснейшей и богатой по содержанию.
2. Оперативный ход манёвров хорош и в действиях начальников и штабов, и в работе руководства. Тактическое содержание всех этапов поучительное. Богатое, свидетельствующее о несомненном росте тактического искусства и тактической подготовки командиров и штабов. Тактическая выучка войск, особенно бойца, отделения, взвода, машины, танкового взвода, роты не удовлетворяет меня… Атака и оборона усвоены только в крупном, принципиальном плане… Звено батальон-дивизион для управления боем подготовлено. Надо доделать роты-взводы…»

«По всем родам оружия овладевают молодые бойцы боевой учёбой. Пулемётчики стараются добиться снайперской точности в стрельбе». Фотография из альбома «Красная армия» 1936 года

Крайне интересная оценка в свете выводов Смирнова. Напомню, он утверждает, что манёвры 1936 года были показушные, срежиссированые. При этом ссылается в своей известной статье «Торжество показухи»… на того же Седякина. Действительно, Седякин указывал на плохую работу посредников-командиров, которые должны были решать исход учебных боёв: удачна атака или неудачна, какие потери понесла часть и так далее. Но одно дело – недостатки службы посредников, и совсем другое – срежиссированные манёвры. Как легко видеть из заключения, Седякин не считал их таковыми. Вторит ему и начальник штаба БВО Бобров в отчёте по итогам учений:
«Относительно решений Командарма красных (Апанасенко. – прим. авт.) и Комкора 3 кав возникали на манёврах предположения, отличные от принятого решения, а именно:
Не вступать в бой 4 кд пока не подойдёт 7 кд и свернуть 10 и 21 МБ через НЕЖЕВКУ на поле боя 4 кд, отказавшись от их флангового положения и более глубокого обхода противника…»
Таким образом, руководство манёвров предполагало иные действия командарма, нежели он предпринял с самого начала. Стало быть, манёвры были свободными, не срежиссированными. В отчётах по учениям не упоминается показательный характер учений. Автору статьи вообще неизвестно о таких свидетельствах до момента ареста Уборевича и других командиров из руководства БВО. Есть подозрение, что в этот момент стал работать принцип «падающего – толкни», и оказавшихся «вредителями» командиров начали обливать грязью те, кто ещё вчера их же хвалил.
Автору известно лишь одно учение, которое прямо названо показательным. Вот цитата из отчёта по его итогам:
«Учение прошло удовлетворительно. Крупных недочётов, которые могли наблюдать атташе – не было. Была неувязка с отданным командиром 18 с.п. полковником т. Романовым сроком на арт. подготовку и изготовление войск к атаке, вследствие чего атака вместо 13.00 состоялась в 13.40, что повлекло нахождение изготовившихся для атаки передовых эшелонов в сфере сильного руж. пулемётного огня, больше чем следовало. Это в значительной мере осложнялось недостаточной выучкой бойцов территориальной дивизии, только 1.9 начавшей тер. сборы (учение было 9. – прим. авт.). Но эти моменты в значительной степени были скрыты от взоров атташе, так как мы их в наиболее трудный момент преодоления гребня линии боевого охранения кормили завтраком или везли в автомашинах.
…Хотя реплик атташе, о заблаговременной подготовленности занятий слышно не было, всё же они, по характеру отличного формулирования задач и по действиям войск могли заметить, что командиры и войска подобное учение проходят не впервые… Разбор командиром дивизии был общ и не отметил ни одного отрицательного момента, кроме ярко всеми наблюдавшегося скопления батальона 2 эшелона наступающего при выдвижении из-за левого фланга первого эшелона. Это в некоторой степени дало повод для иронии атташе (Кюнель «вообще ничего не сказал»), что разбор был общ и состоял только из похвал. Следовало бы 2-3 недочёта общего характера привести (это я командиру дивизии советовал сделать)…»
Также Смирнов приводит данные по результатам стрельб, из которых следует, что войска вообще не умели стрелять. Но так было далеко не везде. Анализ ведомостей результатов инспекторских стрельб частей Киевского Военного Округа за 1936 учебный год показывает, что ситуация с огневой подготовкой значительно отличалась от полка к полку. Так, во всех трёх стрелковых полках 95 стрелковой дивизии средние оценки выполнения упражнений стрельб из винтовок, ручных и станковых пулемётов, револьверов и метания гранат были от 4 баллов по пятибалльной системе и выше. А, например, в 99-й стрелковой дивизии в двух полках из трёх имелись средние оценки по различным видам стрельб ниже «тройки».

Распространено мнение, что одной из причин поражения СССР на начальном этапе войны стали репрессии Сталина в отношении офицерского корпуса государства в 1937-1938 годы.

Это обвинение использовал ещё Хрущёв в знаменитом докладе «О культе личности». В нём он обвинил лично Сталина в «подозрительности», его вере «клевете», из-за чего были уничтожены многочисленные кадры командиров и политработников, вплоть до уровня рот и батальонов. По его же утверждению Сталин уничтожил практически все кадры, которые получили опыт ведения войны в Испании и на Дальнем Востоке.

Касаться темы обоснованности репрессий не будем, изучим только два основных утверждения, на которых основывается весь «черный миф»:

Первый: Сталин уничтожил практически весь командный корпус Красной Армии, в итоге к 1941 году у СССР не осталось опытных командиров.

Второй: Многие из репрессированных были «гениальными полководцами» (например,Тухачевский), и их ликвидация нанесла огромный урон армии и стране, они бы пригодились в Великой Отечественной войне и, возможно, катастрофы начального периода не произошло бы.

Вопрос о числе репрессированных офицеров

Чаще всего упоминается цифра в 40 тысяч человек, её запустил в оборот Д. А. Волкогонов, причем Волкогонов уточнил, что в число репрессированных входят не только расстрелянные и посаженные, но и просто уволенные без последствий.

После него пошел уже «полёт фантазии» - число репрессированных у Л. А. Киршнера увеличивается до 44 тысяч, и он говорит, что это была половина офицерского корпуса. Идеолог ЦК КПСС, «прораб перестройки» А. Н. Яковлев говорит о 70 тысячах, причём утверждает, что всех убили. Рапопорт и Геллер увеличивают цифру до 100 тысяч, В. Коваль утверждает, что Сталин уничтожил почти весь офицерский корпус СССР.

Что же было на самом деле? Согласно архивным документам, с 1934 по 1939 год из рядов РККА было уволено 56785 человек. За 1937-1938 годы уволены 35020 человек, из них 19,1% (6692 человека) - естественная убыль (умершие, уволенные по болезни, инвалидности, пьянству и т. п.), 27,2 % (9506) арестованных, 41,9% (14684) уволены по политическим мотивам, 11,8% (4138) - иностранцы (немцы, финны, эстонцы, поляки, литовцы и др.), уволенные по директиве 1938 года. Были позднее восстановлены, смогли доказать, что уволены необоснованно, 6650 человек.

Довольно много было уволено за пьянство, таких по приказу комиссара обороны от 28 декабря 1938 годы требовали изгонять беспощадно. В итоге цифра около 40 тыс. оказывается верной, но только не всех можно считать «жертвами». Если исключить из списков репрессированных пьяниц, умерших, уволенных по болезни, иностранцев, то масштабы репрессий становятся значительно меньшими. В 1937-1938 гг. было арестовано 9579 человек командиров, из них в 1938-1939 годы были восстановлены в звании 1457 человек; уволены по политическим мотивам 19106 человек, восстановлены 9247 человек.

Точная цифра репрессированных (причем не все были расстреляны) в 1937-1939 годы – 8122 человека и 9859 человек уволенных из рядов армии.

Численность офицерского корпуса

Некоторые болтуны любят утверждать, что был репрессирован весь, или почти весь, офицерский корпус СССР. Это наглая ложь. Приводят даже цифры нехватки командных кадров.

Но «забывают» упоминать, что в конце 30-х годов произошёл резкий рост численности РККА, создавались десятки тысяч офицерских новых командных должностей. В 1937 году, по словам Ворошилова, в рядах армии было 206 тысяч командного состава. К 15 июня 1941 года численность командного, начальствующего состава армии (без политсостава, ВВС, ВМФ, НКВД), составляла 439143 человека, или к штату 85,2%.

Миф о «гениальных полководцах»

Понятно, что некомплект офицерского состава был вызван резким ростом численности армии, репрессии оказали на него незначительное влияние.

По утверждению того же Волкогонова, из-за репрессий произошло резкое понижение интеллектуального потенциала армии. Он утверждает, что к началу 1941 года лишь 7,1 % командиров имели высшее образование, 55,9 % – среднее, 24,6% прошли командные курсы, 12,4% вообще не имели военного образования.

Но эти утверждения имеют мало общего с действительностью. Согласно архивным документам, падение доли офицеров, имеющих среднее военное образование, объясняется значительным притоком в армию офицеров запаса, из сверхсрочников, прошедших курсы младших лейтенантов, а не репрессиями. В предвоенные годы происходит увеличение доли офицеров, получивших академическое образование. В 1941 году их процент был высшим за весь предвоенный период – 7,1%, до массовых репрессий в 1936 году он составлял 6,6%. В период репрессий наблюдался устойчивый рост численности командиров, получивших среднее и высшее военное образование.

Как отразились репрессии на генералитете?

Перед началом репрессий 29% высшего командного состава имели академическое образование, в 1938 году – 38%, в 1941 году – 52%. Если посмотреть цифры по арестованным и назначенным на их место военачальникам, то они свидетельствуют о росте людей с академическим образованием. В целом по «генералитету» количество назначенных с высшим образованием превышает число арестованных на 45%. Например: было арестовано три заместителя наркома, ни один не имел высшего военного образования, а двое из назначенных на их место имели; из арестованных начальников военных округов трое имели «академию», из вновь назначенных – 8.

То есть, уровень образованности высшего командования после репрессий только повысился.

Есть и ещё один интересный аспект репрессий «генералитета»: арестованные Гамарник, Примаков, Тухачевский, Федько, Якир, все, кроме Тухачевского, который провоевал несколько месяцев до плена, не участвовали в Первой мировой войне. А Жуков, Конев, Малиновский, Буденный, Малиновский, Рокоссовский, Толбухин начали её простыми солдатами. Первая группа заняла высокие посты, скорее, по идеологическим причинам, а не военным, а во второй медленно (вспоминаем Суворова и Кутузова) поднимались, благодаря своим талантам и умению. Они получали реальный опыт управления армией, пройдя с низов до вершин военной карьеры.

В итоге, «гениальные военачальники» стали таковыми, потому что вовремя примкнули к большевикам: Примаков в 1914 году, Гамарник в 1916 году, Уборевич, Якир, Федько в 1917 году, Тухачевский в 1918 году. Другая группа вступила в партию, уже став военачальниками: Конев в 1918 году, Жуков, Рокоссовский в 1919 году, Малиновский в 1926 году, Василевский, Толбухин в 1938 году.

Источники :
Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия/ Политический портрет И. В. Сталина. В 2-х книгах. М., 1989.
Канун и начало войны: Документы и материалы. Сост. Л. А. Киршнер. Л., 1991.
Пыхалов И. Великая оболганная война. М., 2006.
Рапопорт В. Н., Геллер Ю. А. Измена Родине. М., 1995.
Черушев Н. С. 1937 год: Элита Красной армии на голгофе. М., 2003.