ЮВШИВИ!

ЭФФЕКТИВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ

УДК 101.1:316 ББК 87.6

М. Годелье

АЗИАТСКИЙ СПОСОБ ПРОИЗВОДСТВА: СТИМУЛИРУЮЩИЙ КОНЦЕПТ С ОГРАНИЧЕННЫМ АНАЛИТИЧЕСКИМ ЗНАЧЕНИЕМ

Статья об «азиатском способе производства» одного из ярчайших французских обществоведов, этнографов, антропологов второй половины XX в., несмотря на факт ее публикации во Франции в 1991 г., остается вполне актуальной для исследований в области проблем генезиса государства. Автор в своих работах опирается на традиции марксистской науки. При этом он учитывает и подходы, сформулированные школой структурализма.

Понятие азиатского способа производства является одним из самых интересных во всем творчестве Маркса, разделив и продолжая разделять странную судьбу. Проблема и ее значение важны: как охарактеризовать восточные общества и их эволюцию, как сравнивать их со сменой форм производства и обществами, которые, начиная с Античности, составили историю Запада?

До Маркса: концепт восточного деспотизма

До Маркса Европа с конца XV по конец XVIII вв. выработала понятие восточного деспотизма для характеристики политического режима и общества Оттоманской империи, близкого врага Европы, равно как и политических режимов Персидской империи и Могольской Индии. Концепт восходил из больших глубин, поскольку еще в «Политике» Аристотель утверждал, что «варвары от природы выступают в большей степени рабами, чем греки, и азиаты более склонны к рабству, чем европейцы: вследствие чего они терпят, не протестуя, деспотическое правление. Такие монархии подобны тираниям, но они пребывают в безопасности, будучи наследственными и законными»1.

Начиная с XVI в., от Бодена до Мотескье, который представляет в «Духе законов» общую формулировку принципов деспотических

Общество

правлений, понятие обогащается наблюдениями, доставленными путешественниками по Востоку и, в частности, сведениями Бернье. Затем с середины XVIII в. до Маркса, экономистов (Адам Смит, 1751; последователь Мальтуса2 - Ричард Джонс, 1831) и философов (Гегель «Философия истории», 1831) добавляются другие элементы картины восточных обществ.

В итоге концепт восточного деспотизма объединял следующие идеи. На Востоке земля есть собственность Государства; индивиды равны перед лицом Государства, поскольку находятся в таком же сервильном положении; в обществе не существует наследственной знати, а индивид имеет власть и богатство только через причастность к Государству; похоже, что восточное общество лишено гражданских законов, а религия, в какой-то степени, выступает субститутом права и играет доминирующую роль. Масса населения живет противостоящими друг другу деревенскими общинами, а земледелие здесь доминирует над промышленным производством. Географическая и засушливая климатическая среда делают необходимыми общественные оросительные работы; и Государство оказывается их главным организатором. Наконец, эти общества остались, начиная с зари цивилизации, в исторически неподвижном состоянии.

Таким образом, понятие восточного деспотизма выражает отрицательное, даже расистское, идеологическое видение Востока, которое может быть проиллюстрировано многочисленными утверждениями Монтескье или Гегеля. Для последнего в Индии «то, что может быть названо политической жизнью является деспотизмом без каких-либо принципов, без моральных и религиозных правил»3, а «Китай и Индия пребывают в состоянии застоя и до наших дней продолжают естественную растительную жизнь»4. Но понятие внедрилось через идеологическую борьбу, которая разворачивалась на самом Западе, поскольку описание Монтескье восточного деспотизма позволяло ему косвенно нападать на абсолютную монархию Бурбонов, которую он именовал «турецкой тиранией». Напротив, Вольтер восхвалял просвещенный деспотизм Китая, а вслед за ним все, кто желал, чтобы монархические правительства Европы навязали обществу реформы, почитаемые ими как необходимые во имя Природы и Разума, становились адвокатами просвещенного деспотизма. Именно отсюда отправился Маркс, когда выработал понятие азиатского способа производства5.

Маркс: от восточного деспотизма до азиатского способа производства

Понятие азиатского способа производства выработалось между 1853 и 1858 гг. и его отчетливая формулировка появляется в 1859 г. в предисловии «К критике политической экономии», в котором Маркс пишет: «В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный буржуазный способы производства могут рассматриваться как прогрессивные [последовательные - ? - Ред.] эпохи экономического формирования общества»6. Первый момент выработки этого понятия соответствует серии статей, опубликованных в 1853 г. в New York Daily Tribune и в

некоторых письмах, которыми обменивались в это время Маркс и Энгельс. Второй момент, наиболее важный и наиболее оригинальный, относится к 1857-58 гг., когда Маркс пишет «Formen, die der kapitalistschen Produktionweise vorhergehen» [«Формы, предшествующие капиталистическому способу производства»]7. Позднее, с 1870-х гг. до самой смерти в 1883 г. Маркс многократно возвращается к понятию, отныне в свете знакомства с сочинениями Моргана и других этнологов, а также своих исследований по аграрной истории России и Восточной Европы. Три наброска письма Вере Засулич (1881) свидетельствуют о его окончательной эволюции.

Но почему азиатский способ производства? Концепт способа производства является первым ключевым концептом теории Маркса, концептом, который приобретает форму, начиная с «Немецкой идеологии» (1846). «Способ» производства - это комбинация материального «образа» [«maniere»] и социального «образа» [«maniere»] производить. Материальный образ сочетает производительные силы, материальные и интеллектуальные, которые характеризуют общество в определенную эпоху. Социальный образ - это совокупность отношений, через которые люди воздействуют на природу, чтобы производить свои материальные условия существования и распределять их. Эти отношения Маркс назвал общественными производственными отношениями.

К этим определениям Маркс добавил две гипотезы: с одной стороны, он предполагает, что производственные отношения, которые исторически сменяют друг друга, соответствуют определенным ступеням производительных сил, с которыми они сочетаются с образованием различных способов производства, т. е. экономические базисы [основания - Ред.] различных типов обществ. С другой стороны, он предполагает, что другие социальные образования [«institutions»] (формы семьи, религии, управления, и т. д.) равно соответствуют различным способам производства и образуют с ними специфические общественные целостности, которые он называет общественными и экономическими формациями [образованиями -? - Ред.].

Какими же были для него особенности «азиатского» способа производства и соответствующих ему общественных форм? Мы покажем их по двум осям: с одной стороны, отношения между экономическими структурами и Государством; с другой - отношения между «азиатским» способом производства и «деспотическим» характером Государства, которое ему соответствует.

1. Экономика и Государство, восходящие к азиатскому способу производства

Специфической чертой азиатского способа производства, по Марксу, должно было бы выступать то, что в этих обществах Государство является собственником земли. Но присвоение земли Государством может скрывать очень разнообразные формы и вариант форм, от относительно мало принуждающих локальные общины там, где Государство претендует лишь на, своего рода, «высшую» собственность на земли местности, над которой осуществляет суверенитет, до форм гораздо более весомых, когда Государство предстает «единственным» владельцем земель и лишь

Общество

уступает локальным деревенским или племенным общинам право на обладание и использование. Когда же Государство предстает единственным собственником земли, оно выступает как условие выживания всех людей, как условие, которое должно присутствовать с тем, чтобы труд людей мог извлекать из природы средства их существования и их материальные богатства. Государство, хозяин природы, имеет сверхъестественный характер, а представитель его выступает как существо божественной природы, осуществляющее абсолютную «деспотическую» власть как над людьми, так и над вещами.

Для Маркса формы собственности Государства, выступающего как высшая и по своему происхождению сверхъестественная община по отношению к локальным общинам, могут являть обилие изменений более древних форм племенной или общинной собственности на почву , которые составляют одновременно и их отдаленное происхождение, и их основание. В этой перспективе азиатский способ производства предстает как вышедший из некоторых форм процесса образования Государства и господствующих классов или каст в недрах древних племенных обществ. Государство, раз сложившись и став «собственником» общинных земель, над которыми осуществляет свой суверенитет, может ограничиться взиманием части рабочей силы и продукта этих общин в качестве дани или налога. В таком случае оно не играет никакой прямой роли в организации труда и в производственном процессе этих общин. Но оно может также напрямую вмешиваться в условия их производства, мобилизуя их рабочую силу для осуществления крупных работ в интересах экономики (оросительные каналы) или политики (пути сообщения). Выступали ли эти работы благотворно или нет для соответствующих общин, по Марксу, сами локальные общины, чтобы обеспечивать выживание и развитие доминировавшего над ними Государства, должны были включать в себя материальные и социальные условия для собственного воспроизводства и для регулярного производства прибавочного продукта для государства. Эта местная автономия могла обеспечиваться лишь комбинацией различных форм земледелия и ремесла . К тому же - и в этом заключена весьма интересная мысль Маркса, - чтобы воспроизводиться, община должна не только производить материальные условия существования различных составляющих ее семей, но также и прибавочный продукт, предназначенный для ее воспроизводства как таковой, как высшей общности по отношению к каждой семье и к каждому из ее членов, и беря на себя их общие интересы (отправление обрядов, оборона территории, и т. д.). Но, подчинившись Государству, эта община соответственно должна поставлять труд и продукты своего труда этой высшей общине, этой общности, которая превосходит ее. С производством этого прибавочного продукта, предназначенного Государству, их политическое подчинение дублируется их экономической эксплуатацией. Таковая может приобретать разнообразные формы: барщины, осуществляемой для празднования славы высшей общины, Государства, инкарнируемого в тиране и воображаемыми реалиями, богами, или для создания коллективных условий производства или средств сообщения; рент, которые совпадают с налогом и которые в большинстве случаев вносятся натурой; дани, выплачиваемой завоеванной общиной общине-завоевательни-

це. Существуют различные формы рабства и крепостничества, но они имеют вспомогательное значение - вспомогательное значение потому, что масса населения, будучи воспринимаемой как «свободная» по отношению к рабам и другим порабощенным категориям, может в любой момент оказаться вынужденной нести барщину или платить дань Государству. Впрочем, если индивид подчинен Государству, - это в наименьшей степени следствие факта принадлежности к более обширной социальной группе, линеджу, деревне, племени. Это группа, которая непосредственно подчинена Государству, и это подчинение как раз приобретает форму от подчинения одной общины [общности] другой - подчинения политического, религиозного, экономического.

Государство, чтобы поддержать свою претензию быть владельцем их земель и отчуждать часть рабочей силы и продукта локальных общин, должно прибегать к силе или к угрозе силы, и / или достигать их согласия по религиозным или иным причинам. Эксплуатация локальных групп Государством покоится, таким образом, прежде всего, на механизмах и силах внеэкономических.

В экономике этого типа автаркия локальных групп и факт, что налоги и дань большую часть времени взимаются натурой, а не в денежной форме, тормозит развитие рыночных отношений. Часто имеются многочисленные и важные города, которые выступают местом роскошного потребления представителей Государства и, в то же время, точками обмена местного избыточного продукта на продукты чужеземные. Касты, или торговые классы, более или менее находящиеся на службе у Государства и контролируемые им, составляют элемент социальной структуры с более низким статусом, чем у священников, воинов или администраторов Государства. Таким образом, этим производственным и обменным отношениям соответствовали причудливые формы суверенитета и управления. Понятие деспотизма обобщало их до Маркса. Он же воспользовался таковым сам, но переосмыслив его в соответствии со своей концепцией «азиатского» способа производства.

2. «Азиатский» способ производства и «восточный деспотизм»

Вернемся к взглядам Маркса на истоки «азиатского» способа производства и «азиатского» Государства. Таковые, возможно, произошли вследствие эволюции некоторых общинных форм собственности, труда и организации общества, в основном - племенных и этнических. По разным причинам -среди прочих военная и демографическая экспансия некоторых групп (древнее Перу) или необходимость централизовать власть ради организации крупных работ, - соображение, которому Маркс придавал меньшее значение, чем Энгельс, - могло оказаться необходимым развить политические и экономические отношения, которые опираются на эти локальные племенные и этнические группы, интегрируя их при этом в общину [общность], более обширную и, соответственно, более абстрактную по характеру.

Эта более широкая, но более абстрактная общность в эту эпоху - и эта идея Маркса кажется нам по-прежнему плодотворной - могла облекаться лишь в религиозную форму или ссылаться на сверхъестественное

Общество

происхождение. От этого содержание этой общности, ее единство могло воплощаться «в одном случае, в воображаемой племенной целостности, в одном боге, в другом - реальном деспоте»8, прислужнике бога. Таковыми могли быть особенности азиатского Государства, власть которого могла принимать форму абсолютной «деспотической» лишь тогда, когда эта власть представала как сверхъестественная по происхождению и воплощалась в вымышленных или реальных персонажах, божественной сущности или близких богам. Этот божественный характер или монополия на доступ к богам является тем, что отличает монарха и возвышает его над всеми человеческими существами, включая тех, кто выступает одновременно и инструментом, и тех, кто пользуется благами Государства, воплощаемого им, - священников, воинов, бюрократов, сановников различного рода. Его воля, его решения становятся законом для всех. Именно для того, чтобы обозначить эту форму абсолютной власти, Маркс подхватил этот старый термин «деспотизм», который, к сожалению, неизбежно указывает на форму власти, способную в любой момент вылиться в произвол и тиранию. По сути, власть «азиатского» монарха черпала свою природу и особенности применения в социальных мотивах и исторических условиях, сделавших «необходимым» существование надлокальных и надплеменных отношений и властей.

В качестве дополнительной к идее «деспотической» власти или, скорее, содержащейся в этой идее Маркс выдвигает также идею, что в обществах с азиатским способом производства массы свободных людей оказываются лицом к лицу с Государством в, своего рода, отношении «всеобщего рабства» , потому что статус свободного человека не освобождает его от барщины или дани в пользу Государства. Тем не менее, по самому факту быть свободным статус человека ни в коем случае не может смешиваться со статусом раба, который в греко-латинских обществах Античности закреплен за хозяином, либо в феодальных обществах средневекового Запада - со статусом крепостного, привязанного к земельному участку или к семье своего феодального сеньора. Вот почему Маркс взял на себя труд настойчиво подчеркнуть, что отношение политической и экономической зависимости, то есть подчинение азиатскому Государству, предстает как вариант «всеобщего рабства», но таковым воспринимается «только с европейской точки зрения»9. Тем не менее, у него эти оговорки не возникли - а для нас они неизбежны - как только он воспринял концепт восточного деспотизма.

Маркс многократно возвращался к идее, что тот факт, что Государство с азиатским способом производства претендует на собственность или на высший контроль за использованием земель, воспрепятствовал развитию частной собственности на землю или затормозил его, а также повлек другие следствия: «деспотическую» форму правления и особый вес религии в культуре и в функционировании восточных обществ.

Из этого факта вытекает, что социальная структура и природа «господствующих классов» в обществах с азиатским способом производства могли быть лишь весьма отличными от таковых в обществах, где господствующие классы обладали землей и эксплуатировали чужой труд на собственной основе, отделенной от Государства, что позволяло им, как

вероятность, противопоставлять себя Государству, опираясь на это основание. И это собственное основание было вполне отчетливым и отделенным от форм общественной собственности , которая могла существовать на локальном уровне.

Напротив, в обществах, относящихся к азиатскому способу производства, индивид или социальная группа мог располагать чужой землей и трудом лишь в той мере, в какой он осуществлял какую-то функцию в Государстве и имел на это разрешение благорасположением государства, на временной или на постоянной основе. Разумеется, если это право пользования становилось наследственным, начинало формироваться основание власти, отделенное от Государства.

Из этого факта следует, что господствующий класс в обществах с азиатским способом производства может лишь смешивать себя с Государством - с пребывающим над этим классом представителем царствующей династии, вышедшим из социальной группы, которая получила или завоевала контроль над Государством. Но эта группа не может управлять Государством без участия многочисленных индивидов и социальных групп, которые выполняли различные функции, нагрузки и службы государства: священников, воинов, администраторов, судей, сановников разного рода. И в той мере, в какой различные локальные, племенные, этнические и другие группы продолжали составлять основу Государства и сохраняли свою собственную иерархию (власть которых отныне была легитимной лишь при условии признания Государством). Господствующий класс обществ с азиатским способом производства составлял вершину сложной социальной стратификации, весьма отличной от тех, которые развиваются на Западе на основе различных форм собственности на землю, отделенных от Государства. Из любви к формулировкам скажем, что все происходит, как если бы «на Востоке» Государство господствует над господствующими классами и служит им, своего рода, подпоркой, в то время как «на Западе» - наоборот, господствующие классы служат подпоркой Государства, господствуют над ним и трансформируют его, когда оно соответствует их интересам.

Таковы основные элементы, раскрывающие, на наш взгляд, концепты азиатского способа производства и восточного деспотизма у Маркса. Но эти концепты не были застывшими и эволюционировали в течение жизни Маркса. Посмотрим бегло, в каком смысле.

3. Эволюция концепта азиатского способа производства у Маркса

В 1853 г., комментируя для New York Daily Tribune последствия «разрушения общественного строя в Индии», вызванного британским господством, Маркс вынужден осмыслить особый характер восточных обществ. С 1853 по 1858 гг. это осмысление приводит его к рассмотрению общественных порядков древнего Востока и древнего Запада. В то же время, он производит «девостокизацию» азиатского способа производства, поскольку в «Formen» [«Формы, предшествовавшие...»]10 он прилагает концепт как к доколумбовым Перу и Мексике, так и к древним кельтам.

Общество

Потеряв свои исходные «азиатские» отсылки, концепт обозначает отныне целую серию обществ прошлого и настоящего, которые, для него, имеют общую особенность сочетать надлокальную форму Государства, претендующего на собственность и контроль земель, с локальными группами, которое оно эксплуатирует и, возможно, угнетает. Сохраняя в главном свою способность воспроизводиться без Государства, которое ограничивается чаще всего присвоением части их рабочей силы и продукта в форме барщины и дани, эти общины [сообщества] в основе безразличны к судьбе Государства, в том числе и к вторжению чуждых народов, изгоняющих правящую династию, чтобы заменить ее своим вождем и его родней. В это время Маркс примыкает к весьма этноцентричным взглядам своих предшественников и, в частности, воспроизводит взгляд Гегеля на Индию, которая «совсем не имела историю или, как минимум, известную историю»11; и сам он пишет, что «гигантская, полуварварская империя Китай произрастала in the teeth of time»12.

Позднее в книге I «Капитала» (1867) Маркс вернется к этим идеям, утверждая, что деревенские общины, такие, какими они существовали в Индии его времени, «давали ключ незыблемости азиатских обществ, незыблемости, которая столь странно контрастирует с непрестанным распадом и воссозданием азиатских Государств, насильственной сменой их династий»13. Формулировка двусмысленна и выдает некоторое противоречие во взглядах Маркса, так как династии не суть Государство. Династии могут сменяться, когда новая социальная группа захватывает Государство и ставит его на службу себе. Но Государство может оставаться тем же самым по своей сути. И к тому же, если «восточный деспотизм» есть форма Государства, которая соответствует азиатскому способу производства, и если он органично связан с присвоением Государством земель локальных общин [общностей], то «азиатское Государство» живет так долго, как долго живут они, воспроизводится в той мере, как воспроизводятся они. В этом смысле деспотическое Государство столь же неизменно, как и они. И сам Маркс напоминал, что на Востоке, земле древних цивилизаций, «варварские завоеватели были более или менее быстро завоеваны высшей цивилизацией их подданных»14. С 1853 г., принимая во внимание «незыблемость» азиатских обществ, Маркс логично задается вопросом «осознать, может ли человечество реализовать свою судьбу без фундаментальной революции общественном положении в Азии»15. Британцы, «первые завоеватели из цивилизации, высшей по отношению к индийской», преследуя «наиболее гнусные интересы», предстают ему «безотчетным инструментом истории, провоцируя эту рево-люцию»16. «У Англии, - писал он, - имеется двойная задача, решаемая в Индии: одна разрушительная, другая созидательная - уничтожение старого азиатского общества и создание материальных оснований для западного общества в Азии»17.

Но, начиная с 1870 г., Маркс поменяет взгляд, когда предпримет - в перспективе завершения книги III Капитала, посвященного теории земельной ренты, - глубокий анализ эволюции форм земельной собственности в Европе и, в частности, в Германии и в России. Для этого он учит русский язык. То, что впечатляет его отныне, это - живучесть земледельческих общин [общностей], которые он отличает теперь от архаических или

примитивных общин [общностей], и которые России просуществовали до XIX в. В продолжение, в 1881 г. он протестует против пресловутой цивилизаторской роли Англии в Индии. Азиатский способ производства и формы Государств и обществ, которые с ним связаны, представляются отныне Марксу как продукты одного из путей эволюции, которые стали возможны через разрушение «первичной» формации человеческого общества, которая сопровождалась последовательной сменой и сосуществованием совокупности форм общин [общностей] различного типа и возраста, которые Маркс называет «примитивными» или «архаическими». Азиатский способ производства мог бы основываться на базе «земледельческой общины» , рассматриваемой Марксом в качестве «последней», «наиболее недавней» формы «первичной» формации человеческого общества. Но эта форма общины [общности] «в то же время является фазой перехода к вторичной формации общества, перехода от общества, основанного на общинной [общей] собственности на землю, к обществу, основанному на частной собственности. Вторичная формация [... ] охватывает совокупность обществ, покоящихся на рабстве и крепостничестве. Но можно ли сказать, что историческая судьба земледельческой общины должна фатально завершиться таким исходом? Вовсе нет. Ее врожденный дуализм допускает альтернативу: ее собственнический компонент возобладает над коллективным, или последний возобладает над первым. Все зависит от исторической среды, в которую она окажется помещена»18.

Лишь на этом фундаменте различных не-общинных [не-общих] форм собственности на землю, античной частной собственности, феодальной собственности, и т. д., таких как рабство, крепость и другие формы личного подчинения, между прочим, только и нашли условия наиболее значительного развития, задающего иные характеристики для форм обществ и Государств, построенных на этих основаниях, подлинные классовые общества.

Так, для Маркса за два года до смерти азиатский способ производства предстает как исконная форма перехода примитивных обществ к обществам классовым, форма перехода, возможно, самая распространенная в потоке истории. Она была связана с существованием сложной формы земледельческой общины, «природную живучесть» которой, порожденную дуалистским характером ее структур, он отныне подчеркивает. Он даже пишет, что «живучесть примитивных общин [сообществ] была несравнимо более значимой, чем у [общин] семитов, греков, римлян и т. д., и a fortiori, чем в современных капиталистических обществах»19.

Азиатский способ производства все менее и менее предстает как незавершенная, неполная, ущербная форма перехода примитивных обществ к обществам классовым, форма, чья незавершенность должна была бы непременно вызвать вековую стагнацию обществ, формирующихся на таком основании, их незыблемость, их своего рода окаменелость в истории, которая их затем и лишила истории.

Общества азиатского способа производства продолжают представляться Марксу как не принадлежащие полностью к классовым обществам, к вторичной общественной формации, потому что в них сочетаются структуры, социальные отношения, относящиеся к примитивным

Общество

общностям, с другими - характеризующими классовое общество. Азиатский способ производства обладает отныне собственным динамизмом, который может привести к эволюции в различных направлениях и, в частности, вести - вследствие более или менее полного исчезновения форм общей [общинной] собственности, которые характеризуют ее изначально, - к его замене классовым обществом. Именно так эволюционировал азиатский способ производства в Японии в сторону феодальной формы экономики и общества, в Китае к различным формам частной собственности, над которыми Государство сохраняло свой контроль, и на Западе к рабовладельческому способу производства. Энгельс, со своей стороны, утверждал во «Франкской эпохе» (1882), что германские племена могли эволюционировать в сторону азиатского способа производства, если бы они не заселили пространства Европы, подчиненные Римской империи, в те времена, когда разлагался рабовладельческий способ производства и режим частной собственности на землю20. После вторжения в Римскую империю и распада последней германские общества и местные завоеванные ими общества на территории древней Галлии и в Германии эволюционировали в сторону «феодального» способа производства, покоящегося на земельной собственности сеньоров, которая оказалась выведена из-под контроля Государства.

Критический итог применения понятия «азиатский способ производства»

Подлинный критический итог использования понятия азиатский способ производства должен быть подведен специалистами по обществам, которые Маркс относил к этой категории: Индия, Персия, Перу, архаическая Греция, и т. д. Мы только ограничимся тем, что изложим наш взгляд, который будет взглядом этнолога, лишь в любительском плане обращающегося к истории. При этом будем настаивать только на том, что, как мы считаем, представляет теоретический интерес.

1. Первый сильный пункт понятия азиатского способа производства. Таковое преобразовало более старое понятие восточного деспотизма в особый взгляд на процессы, которые привели к появлению Государства, господствующих каст и классов через развитие старых племенных общинных форм собственности, труда и организации общества. И этот взгляд интересен и для этнологов, и для историков.

2. Маркс создал также своеобразное произведение, связав наличие деспотизма, «абсолютной» власти Государства с тем фактом, что Государство требует собственность на землю, источник существования и богатства локальных общин [общностей].

3. Идея, что Государство может воплощаться [з’тсагпег] в воображаемом существе, в боге, и что присвоение земли Государством могло проявляться как имеющее сверхъестественные основания, равно интересна для этнологов и историков.

4. В общем виде заметки Маркса по поводу азиатского способа производства показывают важность, которую он признавал за общинными формами собственности и организации общественной жизни в эволю-

ции человечества. В этом он отражает свою эпоху и связь с работами Маурера, Моргана, Ковалевского и др., с которыми он был близок.

5. В контрасте с обществами и Государствами азиатского способа производства Маркс показал особый характер истории Запада, которая началась в Греции с появлением городов-Государств, в недрах которых развивалась частная собственность на землю, отделенная от ager publicus, земли Государства, т. е. общины [общности] граждан, свободных людей, родившихся в городе. Именно в этих рамках приобретает большое значение использование рабов для производства товаров.

6. Позиция Маркса по рабству и крепостничеству ясна и имеет мало общего с тем, чем стал вульгарный марксизм. Для него рабство и крепостничество существуют и даже сосуществуют в многочисленных обществах, включая общества с азиатским способом производства, и все это - в различные исторические эпохи. Для него необходимы специфические обстоятельства, чтобы рабство или крепостничество стали главным элементом способа производства, основанного на эксплуатации труда другого.

7. Идея ограниченного развития торговли, за исключением торговли предметами роскоши, в обществах с азиатским способом производства, порождаемая одновременно сбором Государством ренты и дани продуктом или трудом скорее, нежели в денежной форме, и контролем торговли со стороны Государства.

8. Идея, все более и более присутствующая у Маркса, о том, что азиатский способ производства и соответствующая ему форма Государства могли эволюционировать и исчезать, сменяясь «античным» способом производства в архаической Греции, или «феодальными» формами производства в Японии, или чем-то другим, как в Китае - с развитием различных форм частной собственности, контролируемыми Государством. Но по поводу Китая тексты Маркса не дают вполне ясной картины.

По отношению к этим интересным пунктам слабые позиции многочисленны и таковы, что концепт азиатского способа производства представляется незавершенным и недостаточным для представления о структурах и эволюции обществ Востока, Америки и Европы, несмотря на устремление распространить концепт и на них. Этноцентризм, читай - внутренний расизм, отраженный в понятиях деспотизм и всеобщее рабство , сегодня неприемлемы, даже если Маркс уже умерил эти суждения, подчеркивая, что эти вещи предстают таковыми только в глазах европейцев. Впрочем, даже если Маркс в 1859 г. во Введении (неопубликованном) к Критике политической экономии рассматривал азиатский способ производства как «прогрессивную» эпоху человечества и в 1881 г. признавал жизнеспособность сельских общин , которые составляли его основу, он никогда полностью не исключал идею вековой стагнации восточных обществ, заимствованную у своих предшественников. Возможно, это суждение соответствовало очень ограниченному количеству информации по истории этих обществ, которым обладали люди XVIII-XIX вв. Но оно не соответствует более тому, что мы узнали с того времени по истории ислама или Китая, Персии и т. п.

Но основная слабость концепта азиатского способа производства не в этом. Она - в слишком общем характере, который позволяет приложить

Общество

его к десяткам обществ как Востока, так и Запада, доколумбовой Америки, равно как и доколониальной Африки и всех эпох, от Античности до наших дней.

На деле же стремились ограничить концепт азиатского способа производства представлением о централизованном Государстве с деспотической властью, господствующим над населением, живущим, в основном, деревенскими, племенными или этническими общинами, но что это Государство лишило его целиком и полностью собственности на земли, которые оставило населению в пользование и потребление за барщину и дань. Идея, что это Государство обязано рождением необходимости в организации больших работ, не имеет у Маркса центрального значения.

Понятно, что, будучи сведен к этим нескольким элементам, концепт азиатского способа производства может, если не применяться с точностью, то, по крайней мере, прилагаться к некоторым аспектам как Китая эпохи Мин, так и к Индии моголов, как к Инкской империи, так и к древней Руси. Но что общего между закатом древних священных королевств и образованием централизованного Государства в Китае с VI по III вв. до нашей эры, эпохи зарождения конфуцианства, и тем, что с образованием Оттоманской империи, завершившемся в 1453 г. взятием Константинополя, завоеванием древней Византии во имя ислама утверждается, что земля принадлежит Богу и его представителю на земле - султану? И как сопоставить эти общества с Индией каст до и после ее завоевания ислами-зированными моголами? Эти Государства, эти империи, эти экономики могли ли быть до такой степени различными специфическими формами азиатского способа производства и деспотического Государства, которое соответствует ему? Ответ - очевидно, нет. А как понять, что разновидность азиатского способа производства эволюционировала, даже будучи иногда в изоляции, как в Японии, в феодальную форму организации экономики и власти, которая никогда не подвергала сомнению священные функции императора, и что другая разновидность как бы окаменела в иерархии замкнутых на своих функциях и самих себе каст, как в Индии брахманов и раджей?

Концепт азиатского способа производства не обладает способностью объяснить эти различия, и это - по многим причинам. Две достойны того, чтобы задержаться на них, поскольку они позволяют сопоставить концепт азиатского способа производства с двумя основными тезисами Маркса: первым выступает идея существования отношений соответствия между производительными силами и производственными отношениями; вторым - идея, что производственные отношения играют решающую роль, так как организуют все - как процесс труда, так и распределение продуктов труда.

В самом деле, Маркс никогда не давал точных указаний на природу производительных сил, которым соответствует азиатский способ производства. Он упоминает множественные комбинации земледелия и промышленности, которые могли бы обеспечивать воспроизводство локальных общин [сообществ], но не более того. Он говорит21 об азиатском способе производства как о «прогрессивной» [последовательной - ?] эпохе в истории человечества, как об эпохе, увидевшей прогресс производительных сил, но он ничего более не говорит об этом прогрессе и об этих

производительных силах; и при этом он настаивает22 на тысячелетнем застое производительных сил в азиатских обществах, вызванном тяготами барщины и дани, навязанными своим подданным некоторыми деспотическими Государствами. Эти слишком смутные формулировки не позволяют-таки различать, какому уровню развития производительных сил соответствует появление той или иной формы азиатского способа производства. Разумеется, история техники в XIX в. была еще в зачаточном состоянии, и Маркс был первым, кто сетовал на это положение. Но уточнения, которые он дает по другому главному аспекту азиатского способа производства, по социальным отношениям, отличающим эту форму производства от других социальных форм производства, равно остаются слишком смутными, недостаточными, чтобы сделать из них инструмент исторического анализа. Так как «собственность Государства на землю», которая, с точки зрения Маркса, является специфическим элементом производственных отношений, восходящих к азиатскому способу производства, может прибегать к самым разнообразным формам, тормозить или ускорять развитие материальных и интеллектуальных производительных сил, навязывать или нет брутальные формы вмешательства Государства для изъятия части рабочей силы и/или продукта труда тех, кто черпает свои ресурсы из использования земли. Сказать, что в этих обществах земельная рента и налог имеют тенденцию совпадать, потому что Государство ведет себя и как собственник, и как суверен одновременно, выступает важным замечанием, но его не достаточно, чтобы характеризовать природу производственных отношений и эксплуатации, свойственных азиатскому способу производства, особенно, если эта рента-налог не изымается на уровне индивидов или их семей, но на уровне локальных общин [общностей], которые оказываются коллективно ответственными за это. В этом случае рента-налог приобретает форму дани, выплаченной этими общинами [общностями] Государству, и Маркс говорит иногда об азиатском способе производства как о данническом способе производства .

Так, во всех случаях, когда Государство не вмешивается напрямую в трудовые процессы и в способы производства локальных общин [общностей], чтобы преобразовать их в соответствии со своими взглядами или своим целями, взимание ренты-налога на уровне локальной общины [общности] оставляет более или менее незатронутыми трудовые процессы и способы производства, разворачивающиеся внутри этих общин [общностей]. Особый элемент - характерная для производственных отношений азиатского способа производства собственность на землю со стороны Государства - материализуется в форме своего рода коллективной дани, выплачиваемой общинами [общностями], может цепляться за всевозможные реальные производственные отношения, в которых могли бы обнаруживаться, как бы скрытыми и замаскированными, отношениями между Государством-собственни-ком и локальными общинами [общностями]. Через это производственные отношения азиатского способа производства как бы являются отчасти «неопределенными», поскольку они могут подразумевать весьма разнообразные трудовые процессы и локальные способы производства. Там, где Государство не выступает прямым деятелем производс-

Общество

твенного процесса и не осуществляет управляющую функцию в этом процессе, функцию, основанную на природе производительных сил, которые приводят в действие этот процесс, все происходит, как если бы производственные отношения, свойственные азиатскому способу производства, и «данническая» [«шЬи1а1ге»] эксплуатация человеческого труда, через которую это отношение реализуется, были обречены оставаться, в какой-то степени, внешними и безразличными к конкретным определениям локальных способов производства, над которыми они осуществляются.

В заключение, если азиатский способ производства является лишь «данническим» способом производства, он не может быть доподлинно способом производства. Или же то, что назвали азиатским способом производства не достаточно, чтобы объяснить образование форм абсолютного, деспотического государства, с которым оно оказалось связано, по мысли Маркса. Для того чтобы существовало нечто, подобное азиатскому способу производства, необходимо, чтобы присутствие Государства видоизменяло - изнутри и на долгосрочной основе - социальные и материальные условия производства.

Странная судьба азиатского способа производства

Понятно, почему этот концепт после короткого воскресения в 1960-е гг. с того времени снова соскользнул на относительно маргинальное место в теоретических дискуссиях историков и антропологов, как марксистских, так и немарксистских. Азиатский способ производства следует, таким образом, судьбе, которая не перестала быть странной. Мало известный и мало используемый марксистами в конце прошлого и в начале ХХ в., просто потому что основные тексты, которые определяют его, были опубликованы лишь в 1939 г. на русском и в 1953 г. на немецком в Берлине, он, тем не менее, не игнорировался Розой Люксембург или Лениным, который видел в России «полуазиатскую» страну. Тем не менее, редкость текстов привела Плеханова в 1909 г. к представлению, что под влиянием Моргана Маркс и Энгельс к концу своей жизни отказались от этого понятия. Это, как мы знаем теперь, было ошибочно. После большевистской революции и особенно после поражения революционных восстаний в Китае в 1929 г., понятие было подвергнуто двум весьма знаменитым исследованиям в 1930 и в 1931 гг. в Тифлисе, а затем в Ленинграде, чтобы посмотреть, может ли оно служить для понимания особенности обществ и истории Азии. Заключение оказалось отрицательным, и азиатский способ производства стал одним из немногих концептов Маркса, официально исключенных - или почти - из марксизма теми, кто провозглашал себя его революционными наследниками. Но в то же время, он был вновь использован Карлом Виттфогелем, китаистом, который использовал его, чтобы критиковать русский социализм по-сталински, рассматриваемый им как современное перевоплощение восточного деспотизма предков.

Затем, в начале 1960-х гг., через нескольких лет более свободных дискуссий, последовавших за критикой Сталина, содержавшейся в докладе Хрущева, развернулись широкие дебаты на этот раз среди публики, яв-

лявшейся специалистами по Азии и по античной истории. К 1972 г. эти дебаты были снова закрыты, большинство историков и этнологов стран Востока продолжало отбрасывать понятие или относиться к нему враждебно. На Западе к нему время от времени отсылаются как к приблизительному и временному способу понять логику социально-экономических формаций, сочетающих племенно-общинные отношения со структурами Государства, и позиционировать их среди различных линий эволюции человечества. Его использование становится, таким образом, еще более ограниченным. Оно может касаться, к примеру, соперничающих королевств античного Китая, но, безусловно, не императорского Китая Сонгов; или же обществ ольмеков, ацтеков или инков, но, затруднительно, царской России XIX в. Даже будучи так ограничено в своем применении, это понятие не достаточно для того, чтобы осознать различия, которые существовали между античным Китаем и Государствами доколумбовой Америки. Итак, оно дремлет, и видно, почему. Оно обозначает подлинные проблемы, но вне блестящих, стимулирующих формулировок и интуиций это понятие осталось слишком общим, слишком мало разработанным, чтобы позволить нам найти решение этих проблем.

1 La Politique, IX, 3.

2 Smith, A. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations. - Londres, 1976; Jones, R. An Essay on the Distribution of Wealth and on the Sources of Taxation. 1-ere partie: Rent. - Londres, 1831.

3 Hegel, G. W. F. Lecons sur la Philosophie de l’Histoire, trad. par J. Gibelin. - Paris, 1946. -P. 147.

4 Ibid. - P. 109. Гегель писал по поводу Индии и Китая: «Это конечная судьба азиатских империй подчиняться европейцам, и Китай также должен будет однажды принять эту судьбу». Можно сравнить с Марксом в статье «The future results of British Rule in India», появившейся 8 августа 1853 года в New York Daily Tribune: «Индия не могла избежать судьбы оказаться завоеванной, и вся ее история, если здесь есть история, есть история последовательных завоеваний, которые она переживала. У индийского общества совсем нет истории, как минимум, известной истории. То, что мы называем ее историей, есть лишь история последовательных захватчиков, которую создавали их империи на пассивном основании этих обществ без перемен и без сопротивления» (Sur les Societes precapitalistes. - Paris, 1970. - P. 178).

5 Koebner, Cf. R. Despot and Despotism: vicissitudes of a political term // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. - 1951. - reprint Klaus Reprint. - Nendeln, 1970. - P. 275-302; Stelling-Michaud, S. Le myth du despotisme oriental // Schweiz. Beitr. zur Allg/ Geschichte. - 1960-1961. - 18/19. - P. 328-346.

7 «Формы, предшествующие капиталистическому производству», текст, который фигурирует в «Главе Капитал», гл. III, Manuscrits economiques de 1857-1858 . -Paris, 1980, t. I. - P. 410-452. Мы используем перевод, опубликованный в труде Sur les societes Precapitalistes, op. cit. - P. 180-226.

8 «Formes qui precedent le mode de production capitaliste», цитированный текст. - P. 184.

9 Ibid. - P. 205.

10 «Formes qui precedent le mode de production capitaliste», цитированный текст. - P. 184.

11 Marx, K. The future results of British Rule in India, art. cite // Sur les societes precapitalistes. - P. 178.

12 Id., в статье, появившейся 20 сентября 1858 г. в New York Daily Tribune. Ее название, судя по блокнотам Маркса, должно было звучать «Die Geschichte des Opiumhandels» [История торговли опиумом]. Взято в MEGA, Berlin. - Vol. 12. - P. 556.

13 Id., Le Capital. liv. I, t. 2. - Paris, 1950. - P. 48.

Общество

14 Id., The British Rule in India // New York Daily Tribune. - 25 июня 1853 года. - In Sur les societes precapitalistes, op.cit. - P. 177.

17 Id., The future results of British Rule in India, art. cite // Sur les societes precapitalistes. -P. 178.

18 Id., 3-ий набросок письма Вере Засулич, март 1881 г. // Sur les societes precapitalistes, op. cit. - P. 338.

19 Ibid., 1-ый набросок. - P. 321.

20 Cf. Sur les societes precapitalistes, op. cit. - P. 381. «L’Epoque franque» составляет часть, наряду с «La Marche» и «Sur l’histoire des anciens Germains», серии текстов, написанных Энгельсом в 1882 г. и предназначенных для разъяснения немецким рабочим истории немецкой нации. Энгельс воспользовался тезисами набросков письма Маркса к Вере Засулич. Три цитированных текста были переведены на французский язык и опубликованы в приложении L’Origine de la Famille, de la propriete priveeet de l’Etat [Происхождение семьи, частной собственности и государства]. - Paris, 1945.

22 Id., Le Capital, op. cit., liv. III, t. 3. - P. 176.

Азиатский способ производства (АСП) – первый способ производства, в качестве исторической формы которого выступала государственная система сельских земледельческих общин. Возникает в процессе разложения первобытнообщинного способа производства и предшествует рабовладельческому и феодальному способам производства.

К. Маркс относил к азиатскому способу производства не только Древний и Средневековой Восток (Индию, Китай, Турцию, Персию и т.д.), но и государства доколумбовой Америки (государства инков и др.), Европы (этруски и др.).

Господство естественных производительных сил над общественными, коллективистские узы первобытности, ведущая роль совместной кооперативной формы труда (по созданию и поддержанию ирригационной системы, террасированию склонов, вырубке леса, ведению зернового хозяйства, содержанию общинных ремесленников, созданию страхового фонда, охране территории и др.) приводят к тому, что эксплуататору противостоит не отдельный обособленный индивид, а целая сельская земледельческая община, первоначально состоявшая из больших патриархальных семей.

Кроме того, в условиях азиатского способа производства государство еще не обособилось в самостоятельную надстроечную политическую организацию, служащую интересам господствующего класса. Целью производства в этих условиях было получение прибавочного продукта ассоциацией эксплуататоров, а средством достижения – эксплуатация общинного крестьянства на основе монополизации общественных должностных функций в воспроизводственном процессе или государственной монополии на землю как на объект собственности, а также на накопленный прибавочный труд, материализованный в ирригационных и других общественно полезных сооружениях.

Для азиатского способа производства характерны две основные формы эксплуатации:

– рента-налог;

– трудовая повинность (общественные работы).

Рента-налог включала не только прибавочный, но и часть необходимого продукта, которая являлась фондом жизненных средств мобилизованных на общественные работы крестьян.

Первоначально это были работы, необходимые для нормального течения воспроизводственного процесса (строительство ирригационных сооружений и др.). В дальнейшем труд крестьян и ремесленников использовался не только для создания хозяйственных объектов, но и при сооружении грандиозных пирамид, царских усыпальниц, храмов, крепостей и др. Создание этих объектов означало расширенное воспроизводство отношений материальной и духовной зависимости непосредственных производителей от государства, развитие отношений азиатского типа вширь и вглубь.

Незавершенность процесса классообразования проявляется в рамках азиатского способа производства в характере собственности на средства производства. Государство вырастает из первобытного общества, поэтому в обществе сохраняются остатки племенной собственности. Верховная государственная собственность на землю сочетается с частным земледелием и общинным землепользованием.

Развитие государственной собственности на землю далеко не везде получает четкое законодательное оформление. Однако номинальное право государственной собственности часто становится вполне реальным благодаря монополии на отправление верховных административно-хозяйственных функций, присвоению основной части прибавочного продукта, контролю за ирригационной системой, царско-храмовым хозяйством, высшими ремеслами, распределению редких ресурсов и т.д.

В этих условиях частные хозяйства носят подчиненный характер и не в силах сколько-нибудь существенно подорвать верховную собственность государства на землю. Ведущая роль коллективной формы труда, патриархальная связь земледелия и ремесла (низшие ремесла) внутри общины, господство натурального хозяйства, высокая степень зависимости трудящихся масс от государства превращают земледельческую общину в самодовлеющее хозяйственное целое – «локализированный микрокосм». Консервативность общины является основой застойности общества, причиной образования кастовой системы.

Проблема азиатского способа производства активно обсуждалась в отечественной и зарубежной экономической науке в 1920-30-х и 1960–80-х гг. В современной дискуссии понятие «азиатский способ производства» трактуется неоднозначно. Одни исследователи отрицают его как закономерную ступень в развитии человечества, другие – как общество переходного периода от доклассового к классовому, третьи определяют азиатский способ производства как раннеклассовое общество. Интересна точка зрения ученых о взаимосвязи ошибок и просчетов, допущенных при проведении экономических реформ в России, с распространенностью на территории в ранние времена азиатского способа производства.

Аннотация. В тезисах рассматривается вопрос о том, соответствует ли концепция азиатского способа производства монистической методологии исторического анализа, разработанной в рамках марксистско-ленинской философии. Делается вывод, что соответствующие высказывания К. Маркса не могут быть истолкованы в пользу плюралистического подхода. Кроме того, подвергается критическому рассмотрению концепция восточного феодализма как важный элемент пятичленной схемы всемирной истории.

Ключевые слова: азиатский способ производства, рабовладение, феодализм, монистический подход к истории.

Концепция азиатского способа производства неоднократно становилась предметом оживлённых научных дискуссий, в которых участвовали как сторонники, так и критики марксизма. Некоторые игнорировали данную концепцию, считая её маргинальной для К. Маркса. Другие полагали, что она является отступлением от монистического подхода к истории, и либо замалчивали её (сталинская историческая школа), либо использовали для критики формационных моделей истории, включая исторический материализм (разнообразные теории цивилизаций). Наконец, по мнению неомарксистов, исследуемая концепция отвечает монистическому подходу и должна быть использована для дальнейшего творческого развития последнего. В предлагаемых тезисах рассматривается вопрос, какое из приведенных мнений ближе к истине.

Характеристика азиатского способа производства содержится уже в «Экономических рукописях 1857-1859 годов» К. Маркса, где описывается общество, в котором частная инициатива придавлена деспотическим государством, контролирующим ирригационную систему, единолично владеющим землёй и распоряжающимся ею через общинные структуры . Интересно, что, иллюстрируя свои рассуждения, К. Маркс приводит в пример, наряду с индийскими племенами, общества доколумбовой Америки и древних кельтов . Таким образом, речь здесь идет не о культурном (цивилизационном) своеобразии Древнего Востока, а о широко (может быть, универсально) распространённом этапе в монистической модели всемирной истории. Данный вывод подтверждается и недвусмысленным заявлением самого мыслителя в предисловии к работе «К критике политической экономии»: «В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации» .

К. Маркс был последовательным сторонником монистического подхода к истории, однако он так и не успел исчерпывающе решить вопрос о конкретном числе общественно-экономических формаций. Ряд исследователей противопоставляет древневосточные и античные общества не как различные стадии единого исторического процесса, а как независимые варианты плюралистически понимаемого общественного развития, однако сторонники данной позиции не могут записать К. Маркса в свой лагерь. Впрочем, это не делает безоговорочную апологию пятичленной схемы более респектабельной.

Возникает вопрос: почему «азиатский способ производства», а не «восточное рабовладение/феодализм»? Советская историография настаивала на концепции восточного феодализма и указывала на два его принципиальных отличия от западноевропейского: «значительные пережитки рабовладельческого строя» и большое (даже преобладающее) значение государственной феодальной собственности . Первый критерий страдает неопределённостью. Согласно «Книге страшного суда», незадолго до смерти Вильгельма I Завоевателя, в целом завершившего процесс феодализации Англии, 9 % населения страны всё ещё были рабами . Для эпохи, отделённой более чем пятью веками от разложения античного способа производства, это доля немалая. Кроме того, хотя римляне успели до известной степени интегрировать кельтское население Британии в имперские структуры, пришедшие туда на закате античности германцы ещё не знали иного строя, кроме родового. «Значительные пережитки рабовладельческого строя» не поддаются точной квантификации, что снижает ценность данного критерия для конкретно-исторического анализа. Второй критерий гораздо полезнее, однако именно его глубокое изучение, по всей вероятности, побудило К. Маркса предложить концепцию азиатского способа производства. Современный неомарксист И. Валлерстайн определяет её как инструмент анализа «централизованных имперских систем, организованных вокруг нужды обеспечивать и контролировать орошение для сельского хозяйства» . Действительно, целый ряд восточных деспотий возник на великих реках (Нил, Тигр, Евфрат, Хуанхэ, Янцзы), где эффективное земледелие при примитивной технике было возможно только усилиями разветвлённого бюрократического аппарата. Частные лица не могут решать некоторые насущные проблемы, встающие перед обществами такого типа, что неизбежно ограничивает их политическое влияние. Сам факт не вызывает сомнений, но уместен ли здесь термин «феодализм»? Полезно обратиться к широко признанному определению данного явления. «… большинство крестьян при феодализме владели орудиями производства, вели своё небольшое частное хозяйство …» ; «… феодал не мог убить крепостного, но мог его продать, купить» . Это два основных отличия крепостного крестьянина от раба. Анализ показывает, что, например, к ряду дальневосточных обществ они слабо применимы.

В Западной Европе природные условия допускали существование множества мелких крестьянских хозяйств. Соответственно, частная собственность крестьян на орудия труда была одной из определяющих черт экономического уклада, поскольку крестьянская семья представляла собой автономную хозяйственную ячейку. В Восточной Азии наблюдалась совершенно иная ситуация: выживание деревни зависело от исправности крупных ирригационных систем, которые в принципе не могли находиться в частной собственности непосредственного производителя. Владение орудиями труда не давало крестьянской семье хозяйственной автономии.

Далее, западноевропейские феодальные государства всё больше ограничивали судебные полномочия помещиков, вводя королевские суды и римское право. Соответственно, в высоком Средневековье существовали минимальные юридические гарантии для зависимого населения, поднимавшие его над рабским статусом. Однако здесь возможны два возражения. Во-первых, такие гарантии бывали и при рабовладении: римский император Адриан запретил господам убивать рабов, отныне последних можно было казнить только по приговору суда. И речь идёт об эпохе, когда колонатные отношения ещё имели ограниченный характер, а до разложения рабовладельческой формации было далеко. Во-вторых, приведённый аргумент хорош для обществ, где преобладает частная феодальная собственность. Если же главный собственник земли и крепостных – деспотическое государство, имеющее почти неограниченную власть над жизнью и смертью подданных, упомянутое различие между крепостным и рабом стирается. Таким образом, научная продуктивность теории восточного феодализма остается под вопросом.

И. Валлерстайн полагает, что ортодоксальные марксистские концепции рабовладения и феодализма непригодны для описания «больших, бюрократических и автократических империй, которые исторически сформировались, по крайней мере, в Китае и Индии» . В силу ряда причин в сталинскую эпоху азиатский способ производства оставался за рамками официальной науки. По утверждению И. Валлерстайна, И. Сталин опасался, что концепцию начнут использовать для характеристики исторической России и даже советского строя . Данное предположение нельзя считать доказанным, однако работы К. А. Виттфогеля («Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти» ) позволяют сделать вывод, что, если у И. Сталина такие опасения были, их следует признать явно небеспочвенными.

Также приходится слышать, что представления об азиатском способе производства трудно совместить с учением о неизбежных стадиях исторического развития . А если, например, феодализм не был необходимой общественно-экономической формацией, что даёт основания верить в неизбежность коммунизма? Однако проведённый анализ высказываний самого К. Маркса позволяет признать данную трудность мнимой. Издержки пятичленной схемы общественно-экономических формаций – не аргумент в пользу плюралистического подхода к истории.

Предлагаемые тезисы не претендуют на комплексную оценку концепции азиатского способа производства или анализ того, как сам К. Маркс относился к ней на разных жизненных этапах, что достаточно сложно проследить. Целью работы является доказательство того, что рассматриваемая идея прекрасно согласуется с монистическим подходом к истории, а попытки сторонников плюралистических теорий поставить её себе на службу несостоятельны.

Список литературы

Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов / К. Маркс // Сочинения Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Издание второе. – Т. 46. – Ч. 1. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1968. – С. 462-464.
Ibid.
Маркс К. К критике политической экономии / К. Маркс // Сочинения Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Издание второе. – Т. 13. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1959.
Семенов В. Ф. История средних веков. Учебник для студентов ист. фак. пед. ин-тов. Изд. 4-е / В. Ф. Семенов. – М.: Просвещение, 1975. – 590 с.
Мортон А. Л. История Англии / А. Л. Мортон. – М.: Издательство иностранной литературы, 1950. – 462 с.
Лехин И. В. Краткий политический словарь. Изд. 2-е, доп. и переработ. / И. В. Лехин, М. Э. Струве. – М.: Издательство политической литературы, 1969. – 397 с.
Ibid.
Wallerstein I. World-systems analysis. An introduction / I. Wallerstein. –Durham and London: Duke University Press, 2004. – 109 p.
Ibid.
Wittfogel K. A. Oriental Despotism: a Comparative Study of Total Power / K. A. Wittfogel. – New Haven: Yale University Press, 1957. – 556 p.
Wallerstein I. World-systems analysis. An introduction / I. Wallerstein. –Durham and London: Duke University Press, 2004. – 109 p.

Annotation. The question is examined in the abstract whether the notion of the Asiatic mode of production fits the monistic methodology of historical analysis developed in the framework of the Marxist-Leninist philosophy. The conclusion is made that the corresponding statements of Karl Marx cannot be construed in favor of the pluralistic approach. Moreover, the notion of Eastern feudalism as an important element of the five-term scheme of the world history is subjected to critical examination.

Key words: Asiatic mode of production, slave-owning, feudalism, monistic approach to history.

Михаил Кухтин, заведующий международным отделом ЦК КПДНР

Первичная публикация тезисов состоялась в материалах IV Международной научной конференции «Марксизм и современность: альтернативы XXI века».

Кухтин М. М. Азиатский способ производства и монистический подход к истории / М. М. Кухтин // Марксизм и современность: альтернативы XXI века. Материалы международной научной конференции 27 апреля 2018 года / Отв. редактор к. филос. наук, доц. Рагозина Т. Э. — Донецк: ГОУВПО «ДОННТУ», 2018. — 290 с. — [Серия «Социально-гуманитарные исследования ученых Донбасса»]. — С. 78-82.

Михаил Эпштейн – культуролог и философ, автор десятков книг, среди которых "Великая Совь", "Слово и молчание", "От совка к бобку" – о том, как революция обращает вспять ход истории.

Не стихают споры о природе русской революции. Была ли она истинно социалистической? Произошла ли она по Карлу Марксу или вопреки ему? Ответ можно найти между строк у самих основоположников, хотя они сами старались уклониться от него.

Обычно марксистская периодизация общественно-экономических формаций сводится к знаменитой "пятичленке". Она была канонизирована И. Сталиным в главе "О диалектическом и историческом материализме" для "Краткого курса истории ВКП(б)", изданного в 1938 году: "Истории известны пять основных типов производственных отношений: первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, социалистический". Напомним, что социализм считался первой фазой высшей формации – коммунистической.

Таков был краеугольный камень советского марксизма. Однако сам Маркс, как известно, спорадически включал в схему исторического развития еще одну формацию, которую он обозначал как "азиатскую", или "азиатский способ производства". "В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации" ("К критике политической экономии" , 1859).

Азиатский способ следовал за первобытно-общинным и предшествовал античному, или рабовладельческому, как более прогрессивному. Дело в том, что рабовладение уже предполагает развитую частную собственность на средства производства, тогда как в азиатской формации частный субъект еще отсутствует, основные средства производства и земля принадлежат государству, а фактически – царю, императору, богдыхану и их бюрократии.

В третьем томе "Капитала" Маркс пишет:

"Если не частные земельные собственники, а государство непосредственно противостоит непосредственным производителям, как это наблюдается в Азии, в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, то рента и налог совпадают, или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной ренты... Государство здесь – верховный собственник земли. Суверенитет здесь – земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует никакой частной земельной собственности, хотя существует как частное, так и общинное владение и пользование землей". (Глава 47).

Следует подчеркнуть, что даже рабовладение, с точки зрения марксизма, представляет значительный прогресс по сравнению с "восточной деспотией", как назвал эту систему Энгельс, указывая в том числе на Россию. Он писал в "Анти-Дюринге" :

"...Введение рабства при тогдашних условиях было большим шагом вперед.... Древние общины там, где они продолжали существовать, составляли в течение тысячелетий основу самой грубой государственной формы, восточного деспотизма, от Индии до России. Только там, где они разложились, народы двинулись собственными силами вперед по пути развития, и их ближайший экономический прогресс состоял в увеличении и дальнейшем развитии производства посредством рабского труда".

В 1957 году вышло в свет фундаментальное исследование германо-американского историка, а в прошлом марксиста и коммуниста Карла Августа Виттфогеля "Восточный деспотизм: сравнительное исследование тотальной власти". Опираясь на понятие азиатского способа производства, введенное Марксом, Виттфогель указал на общие черты восточных деспотий:

отсутствие частной собственности на землю;
отсутствие рыночной конкуренции и частной собственности в целом;
общинный характер производства и обмена, трудовые армии;
нераздельность государственной власти и собственности
эксплуатация государством дешевой рабочей силы, прямое принуждение широких масс производителей к тяжелому неквалифицированному физическому труду;
абсолютная власть государственной бюрократии, управляемой из центра;
абсолютная власть правителя, возглавляющего бюрократическую систему.

Не правда ли, это очень напоминает систему правления, построенную в СССР и затем распространенную на весь "лагерь социализма", включая Азию (Китай, Вьетнам, Северную Корею) и Восточную Европу? Все население страны, грубо говоря, находится во власти государственной бюрократии, а та – во власти единоличного правителя. Отсюда и "культ личности", по странной прихоти неизменно возникающий в странах, казалось бы, приверженных принципу коллективизма и "общественной собственности на средства производства" (от Сталина до Мао Цзэдуна, от Хо Ши Мина до Ким Ир Сена, от Фиделя Кастро до Чаушеску и др.). Не случайно тема "азиатского способа производства", едва просочившись в 1930-е годы в дискуссии советских марксистов, была тут же высочайше закрыта: слишком очевидны были параллели с "первым в истории социалистическим государством". Азиатское общество стало рассматриваться в советской науке как античное, рабовладельческое, хотя Маркс в своей рукописи "Формы, предшествующие капиталистическому производству" (1857–61) специально подчеркивает, что "это не относится, например, к Востоку при существующем там поголовном рабстве". Поголовное рабство у деспотического государства стадиально предшествует рабовладению как институту частной собственности.

Означает ли это, что большевистская революция произошла вопреки марксистскому учению – в силу географической и исторической близости России к Азии и под давлением ордынского и крепостнического наследия? Маркс ведь предназначал теорию коммунизма для применения в наиболее развитых капиталистических странах, а в России революция уничтожила слабые ростки капитализма и отбросила страну не то что в рабовладельчество, а в еще более примитивную систему "восточного деспотизма".

Некоторые западные марксисты так и считают: Ленин, а в большей степени Сталин – исказители первородного марксизма. И тогда можно с облегчением вздохнуть, ведь марксизм не отвечает за свои позднейшие искажения. И пусть он нигде и никогда в своем непогрешимо-передовом виде не был реализован – только в виде грубейших, азиатско-деспотических извращений, – но все-таки коммунизм, каким он изначально виделся основоположникам, в этом случае может оставаться заветной целью и светлой мечтой человечества.

Об "азиатском способе производства" и его месте в марксизме существует обширная литература. Поскольку я не экономист и не историк, я не претендую на общетеоретическое решение этого вопроса. Я хочу лишь заострить внимание на том, что это понятие, выдвинутое Марксом, позволяет не только объяснить "деспотические" итоги марксистских революций в азиатских и полуазиатских странах, но и вступает в противоречие с его собственным учением о коммунизме, точнее, обнажает постыдную тайну этого учения, компрометирует его.

Показательно, что не только советские историки, но и сами основоположники марксизма не торопились выдвинуть понятие "азиатского способа производства" на видное место в своей теории формаций. Начиная с 1850-х годов оно проскальзывало в набросках, в переписке, в незаконченных рукописях, но не выступало на первый план. Казалось, Маркс и Энгельс что-то скрывают если не от самих себя, то от своих сподвижников и последователей. "Манифест коммунистической партии" (1848), где перечислены основные общественно-экономические формации и их антагонистические классы: свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, буржуа и пролетарий, – умалчивает об азиатской формации. Не потому ли, что могло бы обнажиться поразительное сходство между нею – и целями коммунистической революции? Если отбросить утопический флер, то коммунизм, по мысли его основоположников, не что иное, как переход всей собственности в руки государства. Маркс и Энгельс прямо говорят об этом в самой конкретной части "Манифеста коммунистической партии", в конце второй главы, где обсуждаются основные меры, которые должны быть предприняты революцией. Приведу развернутую цитату:

"Коммунистическая революция есть самый решительный разрыв с унаследованными от прошлого отношениями собственности; неудивительно, что в ходе своего развития она самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого. (...)

Эти мероприятия будут, конечно, различны в различных странах.

Однако в наиболее передовых странах могут быть почти повсеместно применены следующие меры :

1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов.

2. Высокий прогрессивный налог.

3. Отмена права наследования.

4. Конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников.

5. Централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.

6. Централизация всего транспорта в руках государства.

7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану.

8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия.

9. Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней.

10. Общественное и бесплатное воспитание всех детей..."

Во всех десяти программных пунктах варьируется один мотив: централизация, разрастание роли государства и его неограниченная власть над обществом и всеми производительными силами. Не забыто даже понятие деспотии: "Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения..."

Представим, что в манифест было бы включено упоминание азиатской формации, как ее позднее характеризовал сам Маркс: "Государство здесь – верховный собственник земли. Суверенитет здесь – земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. ...Не существует никакой частной земельной собственности..." Тогда легко было бы запутаться: откуда и куда движется человечество? И почему тот способ производства, который выставлен как самый отсталый, уступающий даже рабовладельчеству, вдруг вырастает в сияющую вершину исторического прогресса? Получилось бы, по Марксу и Энгельсу, что "наиболее передовые страны", такие как Англия, Германия, США, призваны совершить коммунистическую революцию, руководствуясь тем образцом, который представляет "азиатский способ производства".

Сходство прослеживается вплоть до деталей: в азиатском государстве "в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, рента и налог совпадают" (Маркс). В коммунистическом: "экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов" (Маркс и Энгельс). Правда, предполагается еще и "высокий прогрессивный налог", но это для того, чтобы государство могло благополучно отнять у собственников то, что они приобрели в капиталистической формации.

Таким образом, один парадокс накладывается на другой, еще более глубокий. "Социализм", построенный в результате русской революции и затем охвативший треть мира, действительно оказался подозрительно похожим на восточную деспотию. Но это произошло не в результате отклонения от предначертаний марксизма, а в итоге их последовательного воплощения, ибо ничто иное и не предполагалось "Манифестом коммунистической партии".

Поэтому совершенно нелепой, приклеенной выглядит знаменитая концовка этой главы: "На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех". Откуда берется "свободное развитие каждого", если всеми предыдущими тезисами у этого "каждого" отнята частная собственность, земельный надел, право наследования и даже семья: провозглашается "общность жен" и "общественное воспитание детей"? Попытка соединить азиатский способ производства с протестантско-романтическим, глубинно европейским понятием свободного развития личности – это удивительный случай гротеска, по-своему уникальный в истории социально-политических учений.

А дальше свой вклад в этот гротескный марксизм внес В. И. Ленин своей книгой "Государство и революция", с одной стороны, доктринерски марксистской ("диктатура пролетариата"), а с другой – совершенно фантастической по тем конкретным политическим мерам, к которым она призывала. Теорию от практики отделял всего один месяц, в сентябре 1917-го книга была завершена, а уже в октябре грянула революция. Вот как Ленин предвидел эту диктатуру в действии:

"Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного "синдиката". Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы, и получали поровну. Учет этого, контроль за этим упрощен капитализмом до чрезвычайности, до необыкновенно простых, всякому грамотному человеку доступных операций наблюдения и записи, знания четырех действий арифметики и выдачи соответственных расписок".

Так и видишь, как большевики, придя к власти, займутся четырьмя арифметическими действиями и выдачей расписок. Очевидна полная фантасмагоричность этих идей – не только в свете последующей истории, но и заведомо, в рамках логики и здравого смысла. "Вооруженные рабочие" (лейтмотив всей ленинской книги) – они кто, рабочие или военные? Одной рукой точат детали, а другой – стреляют? Много ли пролетариев приняло участие в управлении государством при "диктатуре пролетариата"? Как известно, итогом Октябрьской революции стало возрождение азиатского способа производства на основе индустриальных технологий ХХ века. А это и есть гротеск в прямом смысле слова: уродливо-трагикомическое сочетание несочетаемого...

Karl A. Wittfogel. Oriental Despotism: A Comparative Study of Total Power(New Haven and London: Yale University Press, 1957). Одной из структурных причин возникновения такого способа производства Виттфогель считает необходимость больших ирригационных мероприятий, требующих концентрации всех средств производства в руках государств - он их даже называет "ирригационными империями" (hydraulic empires). Рассматривая не только Азию, но и государства Древнего Востока и Южной Америки, Виттфогель заключает, что в СССР был построен современный вариант деспотии, основанной на "азиатском способе производства".

Дискуссия приобрела особо острый характер в 1970–1980-е годы, на закате коммунистической эры. Hindess, Barry, and Paul Hirst. Pre-capitalist Modes of Production. London: Routledge and Kegan Paul, 1975; Sawer, Marian. Marxism and the Question of the Asiatic Mode of Production. The Hague: Nijhoff, 1977; Godelier, Maurice. The Concept of the “Asiatic Mode of Production” and Marxist Models of Social Evolution. In Relations of Production: Marxist Approaches to Economic Anthropology, ed. David Seddon, London: Frank Cass, 1978, 209-257; Dunn, Stephen P. The Fall and Rise of the Asiatic Mode of Production. London: Routledge and Kegan Paul, 1982; Качановский Ю. В. Рабовладение, феодализм или азиатский способ производства? M., Наука, 1971. С немарксистских позиций в СССР первым об этом написал И. Р. Шафаревич в своей книге "Социализм как явление мировой истории" (Париж: YMCA-Press, 1977).

Азиатский способ производства

1. Сущность азиатского способа производства

Идею о существовании особого «азиатского» способа производства выдвинул К.Маркс. Обоснование этой идеи не было, однако, полным и исчерпывающим, что послужило поводом видеть в ней лишь случайный и необязательный, даже забытый впоследствии изгиб мысли Маркса. И хотя специалисты-марксологи решительно отвергли подобный подход, факт остается фактом: не вписавшись в пятичленную схему формаций (первобытность -- рабовладение -- феодализм -- капитализм -- социализм), представление Маркса о Востоке как об особом феномене оказалось, как это ни парадоксально, непризнанным в марксистском обществоведении.

Быть может, Маркс был неправ и идея оказалась нежизнеспособной? Ведь нет сомнений, что он очень мало знал о Востоке, тогда как современное востоковедение дает специалистам неизмеримо больше. Но, если бы дело обстояло именно так, идея «азиатского» способа производства уже давно умерла бы естественной смертью. Между тем она живет. Дискуссии на эту тему не прекращаются, причем далеко не только в среде марксистов. В чем же суть проблемы?

Знакомясь с восточными обществами и государствами, изучая азиатскую общину как первичную ячейку всего Востока, Маркс не увидел там частной собственности (только частное владение) и придал этому обстоятельству ключевое значение. А коль скоро нет частной собственности -- что можно сказать о классах? Показательно, что Маркс, открывший миру борьбу классов как движущую силу прогресса, никогда не говорил о классах и тем более о классовой борьбе на Востоке, не упоминал о существовании там рабовладения или феодализма как формаций. Восток для него -- это особая структура, где всесильному государству во главе с «восточным деспотом» («связующим единством») противостоит аморфная нерасчлененная масса объединенных в многочисленные социальные корпорации (общины) производителей, за счет ренты-налога с которых существуют объединенные в государственный аппарат социальные верхи, управляющие обществом. Эквивалентом частной собственности в этой структуре выступает верховная собственность государства, олицетворенного государем; эквивалентом классов и классовых антагонизмов -- иерархическая система «поголовного рабства», в рамках которой любой нижестоящий бесправен перед вышестоящим, а деспотизм и произвол власти опираются на силу государственной машины.

Поневоле упрощенная и огрубленная, эта общая схема для времен Маркса была гениальным прозрением. В том немногом, чем располагало востоковедение его времени, Маркс увидел главное, что позволило ему сделать верные выводы о характере традиционных восточных обществ. Современное востоковедение в состоянии во многом дополнить (кое в чем исправить) и убедительно аргументировать идеи Маркса о восточных обществах и «азиатском» способе производства, особо подчеркнув при этом их суть: кардинальное отличие традиционных восточных (а точнее -- всех неевропейских) структур от привычных европейских, на основе изучения которых и была в свое время отработана пятичленная схема, претензии которой на всемирно-историческую всеобщность ныне оказываются все более несостоятельными.

Следует сразу же заметить; что именно эта суть концепции «азиатского» способа производства, равно как и соответствующие тенденции современного востоковедения, наиболее болезненно воспринимаются сторонниками классической пятичленной схемы. Они не могут не видеть очевидного, но в то же время не в силах признать существование структурных различий между Западом и Востоком... между тем... нет ничего необычного в том, что на определенном этапе развития человеческое общество пошло двумя несходными путями и что именно такого рода структурное несходство привело к существованию двух различных феноменов -- Европы (с античности) и традиционного Востока. ...

Европейская и неевропейская структуры.

Современная антропология с достаточной степенью убедительности свидетельствует о том, что процесс генезиса государственности всегда и везде протекал примерно одинаково и был связан не с формированием частной собственности и классового общества (что «по старинке» еще считается несомненным в марксистском обществоведении), а с оформлением ранних политических образований типа протогосударств. Это и есть тот самый неевропейский путь развития, о котором идет речь и который имел в виду Маркс, когда писал об «азиатском» способе производства. Протогосударства и раннегосударственные образования возникали на Древнем Востоке, в Африке и доколумбовой Америке, в средневековой Европе и Азии, в Полинезии.

На фоне этой общей нормы античная структура оказалась не просто исключением, но своего рода мутацией, социальным скачком, отрицающим предшествующую основу, или результатом некоей архаической революции, нигде и никогда более не повторившейся в подобной форме. В результате уникального стечения обстоятельств в Древней Греции (да и то далеко не везде) на основе микенской и гомеровской, «азиатской» по типу структуры возникла принципиально иная -- античная с общепризнанным господством частной собственности в социально-экономических (производственных) отношениях. Тем самым была заложена основа европейского пути развития -- того самого, что привел позднесредневековую Европу к капитализму. В этом смысле капитализм -- детище именно античности, тогда как феодальная Европа -- особенно раннефеодальная, столь красочно описанная А.Я. Гуревичем, -- не что иное, как типично неевропейская структура, правда, по меньшей мере со времен Цезаря, находившаяся под определенным воздействием со стороны античной. ...

Основные признаки (комплекс элементов) античной структуры.

Античный тип общества сформировался на основе развитых торговых связей и средиземноморского мореплавания, что сравнительно рано привело к широкому распространению, а затем и господству товарно-денежных отношений и, как следствие этого, к заметному имущественному неравенству внутри коллектива, общины. И хотя реформы Солона в начале VI в. до н.э. частично выправили положение и укрепили общину, они в конечном счете лишь санкционировали уже сложившуюся структуру: основой производственных отношений ранней античности стало ориентированное преимущественно на рынок частное (индивидуально-семейное) товарное производство, часто с эксплуатацией в хозяйстве труда рабов.

Опиравшееся на частную собственность товарное производство способствовало достаточно отчетливой классовой дифференциации общества, хотя степень этой дифференциации, равно как и роль основного классового антагонизма (раб -- рабовладелец) в античном мире нередко преувеличивается. Возрастала роль разделения труда с основанным на товарно-денежных отношениях обменом товарами и услугами. Община с ее самоуправлением превратилась в коллектив равноправных, но в имущественном отношении весьма неодинаковых граждан (город-государство, античный полис), функционирующий в условиях расцвета и господства частнособственнических отношений и вызванных ими к жизни генеральных принципов и институтов.

Одним из них было государство, т.е. сложившаяся на основе традиций общинного самоуправления политическая организация. Следует отметить, что в античной структуре причастность к власти не давала ни материальных выгод, ни даже ощутимых привилегий; это была почетная и престижная общественная обязанность, не более того. Право принимать участие в управлении коллективом имел каждый полноправный член коллектива, каждый гражданин. Поэтому-то государство в античном обществе и было орудием власти экономически и политически господствующего слоя полноправных граждан или, если угодно, класса частных собственников -- с существенной оговоркой, что, по меньшей мере в греческих полисах, этот класс обычно представлял собой большинство населения.

Соответственно выглядела и правовая система, которая была сориентирована на легитимацию и защиту интересов граждан. На этой правовой и политической основе в античных полисах сложилось то, что можно назвать «гражданским обществом» со всеми присущими ему атрибутами, принципами, идеями и институтами, включая демократию, личные права и свободы, признание социальной значимости индивида, чувства достоинства и самоуважения гражданина, создание условий для развития творческих потенций личности, ее индивидуальной инициативы, энергии, предприимчивости и т.п.

Разумеется, не всегда и не везде все упомянутые принципы и права могли быть реализованы. Демократия и республика как институты не были всесильными, а в римское время к древнегреческой тирании были добавлены имперские преследования и притеснения. по, несмотря на все это, права и принципы как таковые уже были сформулированы и общеизвестны. Идея, овладевшая массами, стала весьма серьезной материальной силой, неотъемлемой частью общественного сознания. За свои права люди боролись, готовы были идти на смерть. И хотя античная демократия, как и частнопредпринимательская деятельность, по меньшей мере частично, функционировала не только на фоне бесправия рабов и иных неполноправных слоев населения, но и за счет их эксплуатации -- и это весьма существенно, -- она все же сыграла огромную роль в истории Европы и всего мира. Во всяком случае, «гражданское общество», демократия, права и свободы, гарантии частнособственнической деятельности обособленного и вычлененного из коллектива индивида -- гарантии, которые даны ему коллективом и охраняются законом, -- стоили весьма многого. Можно сказать, что на этом фундаменте зиждилась вся античная структура, что принципиально отличало ее от неантичной, практически незнакомой со всем этим комплексом социально-политических и правовых норм, обеспечивавших свободную экономическую деятельность индивида, частного собственника.

Комплекс основных элементов неевропейской структуры.

Ни одно из неантичных обществ, включая и те, что формировались сравнительно поздно и, казалось бы, в благоприятных условиях весьма развитых товарно-денежных отношений, даже в районах международных торговых путей, как то было с предисламскими арабскими протогосударствами типа Мекки, не только не обладало «классическим» обликом античной структуры, но и не эволюционировало в этом направлении. Ни одно из них не знало безусловного, ничем не ограниченного и тем более легитимированного и защищенного всеми необходимыми политическими и правовыми гарантиями господства частнособственнического хозяйства со свойственной ему активной частнопредпринимательской деятельностью индивида, не было знакомо с античным «гражданским обществом». Случайно ли это? Отнюдь. Скорее естественно и закономерно, особенно если обратить внимание на условия и обстоятельства генезиса ранних обществ, которые типологически предшествовали античности и принципиально отличались от нее тем, что возникали на базе первичной формации, вырастали непосредственно из недр первобытности -- независимо от того, происходило ли это в глубокой древности или, как кое-где в Африке, почти на наших глазах. В судьбах неевропейских обществ это важное обстоятельство сыграло решающую роль, предопределив их многие принципиально-структурные отличия от античности.

Дело, прежде всего, в том, что не только о господстве, но и о существовании частной собственности как института в обществах, выраставших из недр первобытности, не могло быть и речи, ибо для формирования частной собственности как таковой необходима была, как минимум, трансформация общины по античной модели, т.е. замена нерасчлененного коллектива на коллектив индивидов-собственников, к чему складывавшиеся на базе первобытности ранние надобщинные структуры не были готовы.

Альтернативой частной собственности в ранних формирующихся неантичных структурах стал институт власти-собственности, со временем все прочнее укреплявшийся и тем определявший характер общества в целом. Суть феномена власти-собственности сводится к тому, что в условиях формирования надобщинных политических образований, протогосударств, владение и распоряжение ресурсами нерасчлененного коллектива становится функцией ставших над общинами субъектов власти, вождей и их окружения. Коллективная собственность общин трансформируется в верховную государственную собственность как функцию власти. Власть и собственность слиты воедино, причем восходящий к строгим нормам первобытной реципрокности взаимообмен здесь принимает форму обмена деятельностью: низы, т.е. объединенные в нерасчлененные коллективы общин производители, заняты производством, тогда как стоящие над ними немногочисленные, но облеченные властью верхи (аристократы, жрецы, воины, чиновники) и обслуживающий их все возрастающий персонал (домочадцы, слуги, рабы, ремесленники, торговцы и др.) заняты в сфере управления, без нормального функционирования которой усложнившаяся структура уже не может существовать. Несмотря на некоторое развитие ремесел и товарно-торговых связей, хозяйство описываемой структуры в целом еще очень долго остается натуральным. Производители выплачивают в казну часть произведенного ими продукта (это касается не только земледельцев, но и ремесленников, занятых в сфере услуг рабов и прочей челяди), за счет централизованной редистрибуции которого существуют причастные к власти.

Государство в этой структуре -- не орган большинства, не орудие господствующего класса. Будучи субъектом собственности, оно в лице аппарата власти само выполняет функции и играет роль господствующего класса (государство-класс, по определению М.А. Чешкова). В рамках описываемой структуры государство -- никак не надстройка над базисом, но важный элемент производственных отношений, доминирующий над обществом (не слуга его, кал по характерно для античной и тем более капиталистической Европы). По отношению к такому государству все непричастное к власти население суть безликая масса подданных, но никак не граждане. Пусть это население делится по правовым, имущественным и иным признакам на различные категории -- по отношению к власть имущим все они рабы («поголовное рабство»). Разумеется, склонившее голову перед всемогущим государством общество ни в коей мере не может считаться гражданским (речь не о термине, а о сути понятия). Не будучи знакомым ни с демократией, ни с такими понятиями, как права и свободы личности, оно и не стремится ни к чему подобному. Зато оно ревниво оберегает существующий статус-кво. В условиях, когда для произвола и деспотизма власти существуют максимально благоприятные возможности, это достаточно важно. Для достижения этой цели общество мобилизует все доступные ему средства, и прежде всего санкционированную религией и обычаем систему нормативных установок, строгих правил социального бытия. Создается и система правовых норм. Ориентированная на защиту интересов государства и казны, она одновременно регулирует отношения людей, исходя опять-таки из сложившихся принципов взаимоотношений. Наконец, возникает система социальных корпораций (община, клан, каста, цех и т. п.), в задачу которой входят как защита индивида от произвола властей, тал и облегчение функций администрации. Система корпораций - своего рода компромисс между государством и обществом, причем конечной целью его опять-таки является взаимовыгодное укрепление статуса-кво.

На определенном, причем достаточно раннем, этапе развития описываемой структуры протекающие в ней социально-экономические процессы (рост престижного потребления верхов, появление частного рабовладения, увеличение доли товарного хозяйства, развитие частной торговли и всей сферы товарно-денежных отношений и т.п.) приводят к феномену приватизации. Появляется частная собственность, которая становится конкурентом казны в деле эксплуатации производителей и присвоения прибавочного продукта. Частный собственник противостоит власти-собственности государства, причем в этом заключается не столько ирония ситуации (пигмей перед лицом Левиафана) сколько драма собственника в неевропейской структуре. Слабая и не опирающаяся на легитимирующие и защищающие ее институты и нормы частная собственность не в состоянии противостоять мощному и эффективно функционирующему государству. Как и все остальное общество, она вынуждена склонить голову перед ним и принять предложенный ей статус строго контролируемого, постоянно ограничиваемого и практически беззащитного перед произволом власть имущих рода деятельности. Быть может, ее шансы улучшаются в те периоды, когда государство слабеет, наступает эпоха кризиса, децентрализации, нарушения привычной нормы и всеобщего недовольства населения? Ничуть. Острие социального недовольства в подобные периоды неизменно направлено именно против разбогатевших и потому выделяющихся на общем фоне нищеты и бедствий частных собственников. В глазах обедневшего люда именно стяжатели являются виновниками кризиса и нарушения нормы - неудивительно, что они расплачиваются за это своим достоянием. Создается своего рода заколдованный круг, разорвать путы которого искусственно ослабленная частная собственность практически не в состоянии. Вот почему под покровительством и строгим контролем всесильного государства предпринимательская активность имеет оптимальные для своего существования в рамках описываемой структуры условия.

Ранняя структура неантичного типа, являвшая собой весьма устойчивую по основным параметрам надобщинную организацию с примерно стандартным набором элементов и признаков, всегда начиналась с политогенеза, с возникновения протогосударства. Сердцевиной и стержнем ее была власть-собственность, олицетворенная государством. Возникновение в стратифицированном обществе правящих верхов, существующих за счет централизованной редистрибуции ренты-налога, выплачиваемого в казну всеми остальными, и создавало, собственно, структуру, о которой идет речь.

Раз возникнув и начав институционализироваться, структура этого типа, с одной стороны, укреплялась за счет поддерживавших ее связей (увеличение прослойки правящих верхов за счет воинов и чиновников, жрецов и обслуживающих верхи ремесленников, слуг и рабов; сохранение нерасчлененности социальных корпораций, прежде всего общин, при отсутствии условий для появления индивида-собственника как независимого, экономически и социально самостоятельного субъекта, чья деятельность была бы ограждена системой правовых гарантий; возникновение административно-правовой системы, ориентированной на защиту интересов государства и казны и допускавшей произвол в отношении подданных, -- словом, подчинение общества всесильному государству), а с другой -- автоматически воспроизводилась, умело адаптировалась при меняющихся условиях, даже регенерировала после преодоления кризисов (к этому и сводится значимость заложенного в структуру в момент ее формирования социального генотипа, благодаря которому сохраняется устойчивость и неизменность иерархической пирамиды элементов и связей даже тогда, когда структура усложняется за счет новых элементов и связей). Практически это означает, что структура устойчиво консервативна и способна к саморегулированию в меняющихся обстоятельствах. Механизм функционирования ее запрограммирован таким образом, что появление новых элементов и связей -- будь то частная собственность и развитое городское ремесло, торговля, деньги и рыночное хозяйство, долговая кабала и ростовщичество и т.п. -- не взламывает ее изнутри, а ведет к выходу на передний план ее регулирующей функции, в задачу которой входит найти каждому из новых элементов такое место, которое не ослабляло бы основ самой структуры, ее структурообразующей системы связей.

При таких обстоятельствах взломать структуру изнутри почти невозможно. Практически это случилось лишь однажды, в античности, причем сопровождалось радикальной трансформацией структуры-предшественницы. Основным стечем иерархической пирамиды элементов и связей оказалась развитая частная собственность. Наиболее значимыми в структурном отношении элементами стали индивидуальное товарное хозяйство с эксплуатацией чужого труда, характерные для «гражданского общества» политические и правовые институты, о которых уже шла речь, и т.п. Словом, возникла принципиально иная структура (иной социальный генотип), тоже устойчивая, саморегулирующаяся, автоматически воспроизводящаяся, умело адаптирующаяся к обстановке и способная к регенерации при благоприятных обстоятельствах.

Динамика эволюции и проблема взаимодействия обеих структур.

Саморегулирующийся механизм функционирования обеих докапиталистических структур во многом определял закономерности и пределы их эволюции. Правда, эти пределы были разными. Для античной структуры, более развитой и основанной на импульсах, по своему характеру динамичных и склонных к наращиванию нового качества (частнособственническая энергия, инициатива, предприимчивость), тенденцией было последовательное развитие частной собственности, которая наиболее энергично проявляла себя в городах -- будь то полисы вроде Афин в древности, торговые республики типа Генуи и Венеции в раннем средневековье или европейские города со всеми их привилегиями и нормами самоуправления в период господства феодальных порядков. Как известно, эпохи Возрождения и Реформации создали новые благоприятные условия для дальнейшего быстрого и успешного усвоения и развития античного наследия, а первоначальное накопление капитала после Великих географических открытий создало материальную базу для вызревания на этой благоприятной основе капитализма. Капитализм в этом смысле -- детище европейского городского хозяйства с его экономическими нормами, политической автономией и правовой культурой, а все это восходит, как на это правильно обратил внимание в своей статье Л.Б. Алаев, не к европейскому феодализму, а к наследию античности.

Итак, динамика эволюции античного типа общества через развитое товарное хозяйство Рима и городское хозяйство средневековой Европы вела к генезису капитализма, причем вся эта линия от начала до конца принципиально вписывалась в рамки одной структуры -- той, что была основана на частнособственническом начале в качестве ведущего элемента, несущего стержня иерархической пирамиды связей античного типа.

Иная динамика и иные пределы роста были у неевропейских обществ. Здесь саморегулирующийся механизм, имевший тенденцию к укреплению власти-собственности и всесильного государства, не только не вел к расцвету частнособственнической инициативы и энергии, но и, напротив, был озабочен прямо противоположным, т.е. ограничением ее активности и созданием системы строгого контроля над ней. Города на традиционном Востоке пышностью, величиной и богатством, изысканностью изделий ремесла и обилием товаров ничуть не уступали европейским, а подчас и превосходили их. Но это никак не влияло на структуру общества в целом: под строгим контролем государства, без необходимой административно-правовой основы самоуправления, лишенные не только привилегий, но и приемлемого статуса городские жители, несмотря на их богатства, не имели перспектив для развития своей энергии и предприимчивости до такой степени, чтобы частнособственнический уклад стал ведущим способом производства и породил структуру античного типа, не говоря уже о капитализме. Динамика эволюции в этих условиях сводилась к цикличному развитию по туго сжатой спирали с межленным наращиванием количественных изменений (но также и со спорадическими крушениями, кризисами, сменами этносов, государств, династий, религий и т.п.).

Для неевропейских обществ залогом прогрессивного поступательного развития исторического процесса могло быть лишь взаимодействие структур обоих типов. Разумеется, не всякое случайное влияние давало позитивный результат. Длительный, растянувшийся почти на тысячелетие, период эллинизации, а затем романизации и христианизации ближневосточного региона (включая Древний Египет и древнее Двуречье, Сирию и часть Ирана) не привел к радикальной перестройке структуры, которая вновь обрела внутреннюю устойчивость после исламизации. Кстати, и германские племена, активно контактировавшие с Римом еще на рубеже нашей эры, начали заметно демонстрировать последствия античного влияния не ранее чем через тысячелетие (во многом благодаря их христианизации). Впрочем, это не должно вызывать удивление, ибо устойчиво-консервативный механизм саморегулирования для того и создавался веками, приобретая характер социального генотипа, чтобы быть достаточно надежным в случае внешнего влияния, о котором идет речь. Только когда неевропейские общества оказались внутренне ослабленными перед натиском европейского капитализма, ситуация изменилась: в ХVIII - XIX вв. эти общества были затянуты стихией капиталистического рынка в беспощадный водоворот колониализма (это коснулось не только Востока: для доколумбовой Америки альтернативой колониализма была латинизация). И вот тут-то децентрализованные или искусственно ослабленные вторжением колониального капитала традиционные структуры - прежде всего восточные - устоять не смогли. Они дали трещины в иерархической пирамиде традиционных связей, причем эти трещины-разрывы сразу же стали замещаться новыми связями, рожденными новыми условиями существования.

К чему это привело? В небольшом числе случаев (Япония и некоторые другие страны, в основном из числа причастных к дальневосточной конфуцианской цивилизации) -- к почти полной замене ведущего элемента старой структуры новым, к выходу на передний план в качестве структурообразующего стержня частнособственнического капиталистического принципа отношений. В подавляющем большинстве остальных -- к тому, что традиционная структура оказалась разрушенной далеко не полностью. Степень этого разрушения в разных случаях различна, но во многих случаях она не очень велика, что привело к тому, что, испытав серьезную деформацию, нарушение привычных связей, сбой апробированного веками механизма нормального функционирования, структура в целом осталась жизнеспособной. Пережив шоковый период, растянувшийся где на век-полтора, а где на считанные десятилетия, структура начала регенерировать, продемонстрировав немалые адаптирующие возможности. Характер адаптации и ее формы весьма заметно варьируют в зависимости от самой с -- раны, о которой идет речь, -- от ее норм и принципов существования, культуры, религии, принадлежности к той или иной из великих традиций-цивилизаций. Но в целом результат сводится к одному -- к появлению более или менее мощной отторгающей функции.

Конечно, такого рода функция как часть защитного механизма существовала в традиционных структурах и прежде. Но, когда встал вопрос об их жизни и смерти, роль этой функции должна была резко возрасти, что и произошло. Формы же ее проявления зависели от многих конкретных обстоятельств, причем в ряде случаев, как в современном Иране, они поражают своей откровенной апелляцией к фундаментально-безоговорочному культу древних традиций, глубинная суть которого -- активная оппозиция западному капиталистическому образу жизни (антиимпериализм, антиколониализм, а то и просто антифорейнизм). Именно опирающаяся на родные традиции оппозиция Западу дает немалый импульс для усиления роли государства в жизни страны, т.е. для восстановления подорванного колониальным капитализмом привычного традиционного структурообразующего стержня в пирамиде связей. Пусть в структуре теперь много новых элементов, новых связей, с которыми нельзя не считаться, -- основным стержнем ее, хотя и более слабым, менее подкрепленным старыми элементами, часть которых перестала функционировать либо оказалась малоэффективной в новых условиях, остается государственно-регулирующее начало.

Собственно, «азиатский» способ производства -- это государственный способ производства, в своих различных модификациях хорошо известный как подавляющему большинству докапиталистических обществ всех континентов, включая доантичную и средневековую Европу, так и современным развивающимся странам. Суть его сводится к отсутствию частнособственнического начала в качестве ведущего стержня традиционной структуры и к господству в ней государственно-регулирующего начала, надежно защищенного всеми элементами и всей системой связей этой структуры, этого типа обществ.

История демонстрирует бесконечное множество конкретных вариантов обществ и государств с господством государственного способа производства. Как это ни парадоксально, но среди них немало и таких, где государство не представляет собой большой силы, -- достаточно напомнить о доисламской Индии, о длительных периодах политической раздробленности и децентрализации в остальных странах, будь то мир ислама или средневековая Европа. Смысл здесь не в силе государства как такового, хотя это очень важный фактор. Государство не обязательно должно выступать в форме гнетущей власти (хотя так часто бывало). Суть способа производства, о котором идет речь, сводится к тому, что государство выполняет функции субъекта производственных отношений, что оно -- элемент производства в том секторе, за счет активности которого в основном существует общество. Это особенно наглядно видно на примере современных развивающихся стран, где функции государства в принципе те же, что и на традиционном Востоке, хотя характер современного производства позволяет ставить вопрос о государственном капитализме, что обычно и делается.

Выдвижение на передний план в спорах о формациях проблемы государственного способа производства в любом ее варианте, в любой модификации весьма перспективно. Преимущество по сравнению, скажем, со стремлением сблизить европейский феодализм с обществами средневекового Востока -- в том, что нет нужды перекраивать реалии ради того, чтобы втиснуть всех в единый эталон. Иначе не ответить на главный вопрос: почему европейский феодализм породил капитализм, а в чем-то близкие ему восточные структуры, как их ни назови, органически не могли сделать того же? В том-то и суть, что капитализм -- как это ни непривычно звучит -- был порожден не феодализмом, а позднесредневековой европейской структурой, и ничем больше. Конечно, можно назвать эту структуру феодализмом. Но при этом надо помнить, что в основе процесса генезиса капитализма лежала дефеодализированная и восходящая многими своими параметрами к античности структура предкапиталистической Европы. Не видеть этого -- значит не понимать сути процесса генезиса капитализма: для возникновения его нужны были те элементы, отношения и связи, которые структурно восходили к античности и полностью отсутствовали в традиционных неевропейских обществах.

Стадиально «классический» доренессансный европейский феодализм совпадает с ранней фазой в цикле развития традиционного Востока, близкой к первобытности и связанной с децентрализацией. Такого рода фазы встречались в истории не раз, а в наиболее яркой форме представлены, скажем, в чжоуском Китае. Но если говорить о динамике цикла, то нельзя забывать, что основные свойства и закономерности неевропейских обществ более рельефно проявляют себя в фазе расцвета централизованного государства (стадиально аналогичной европейскому абсолютизму с его дефеодализацией). А на этой фазе сравнивать традиционный Восток с Европой уже не приходится: европейский абсолютизм не чета восточному государству; он в постренессансной Европе уже существует в условиях вышедшего на передний план и трансформирующегося в направлении к капитализму античного наследия, с добавлением к нему мощного воздействия со стороны протестантизма. Словом, формационно это принципиально разные структуры... Поэтому, оставляя в стороне вопрос о феодализме как формации в Европе, следует заметить, что вне Европы нечто аналогичное было лишь элементом цикла в рамках иного -- государственного («азиатского» по Марксу) -- способа производства».

Акционерная форма собственности, преимущества, недостатки и развитие в Республике Казахстан

Акционирование можно определить как организационно-экономический и правовой механизм объединения финансовых и имущественных средств многих физических и юридических лиц для создания и функционирования объекта деятельности...

Анализ финансового состояния организации ООО "СтройИнженер-Проект"

Рассмотрим в таблице 3 расчет величины собственного капитала в обороте компании...

Виды лизинга и его особенности как способ инвестирования в Республике Беларусь

Влияние экономической обстановки в Центрально-азиатском регионе на национальную безопасность Республики Узбекистан

На сегодняшний день экономики стран Центрально-азиатского региона продолжают конкурировать вместо того, чтобы взаимодополнять друг друга. Для внешних инвесторов Центрально-азиатский регион представляется лакомым кусочком...

Графические методы обработки информации

На примере карты средних значений, лучше всего известной и нашедшей наибольшее распространение на практике, покажем общие принципы техники контрольных карт, т. е. их построение и способ их ведения. Техника контрольных карт представляет собой...

Лизинг как система материального обеспечения организации

Источником эффективного развития лизинга, как способа финансирования развития бизнеса являются заложенные в нем потенциальные преимущества и широкие возможности для каждого участника сделки...

Проектирование логистических цепей в производственной логистике

Рис. 6. Схема транспортных связей Из пункта А в пункт Б в течение планируемого периода необходимо перевезти 90 тыс. т груза. Схема транспортных связей представлена на рис. 6. Расстояния между пунктами и исходные данные приведены в таблице 10...

Разработка стратегии выхода предприятия ООО "Днепрокерамика" на внешний рынок

Для выхода предприятия на внешние рынки необходимо выбрать определенный способ выхода. Но для такого решения необходимо ознакомится с деятельностью предприятия и выбора способа по критериям. В общем виде...

Расчет инвестиционного проекта по созданию цементного производства

В зависимости от вида подготовки сырья на обжиг различают мокрый, сухой, полусухой и комбинированный способы производства портландцементного клинкера...

Расширение производства на примере Беларусско-Австрийского совместного ЗАО "Стеклозавод Елизово"

Организация производства зависит от типа производства, уровня концентрации и специализации, устойчивости номенклатуры выпускаемой продукции и сложности технологического процесса. На СЗАО "Стеклозавод Елизово" тип производства - массовый...

Факторы повышения экономической эффективности промышленного производства

Концентрация производства является важнейшей формой общественной организации производства. Как указывалось выше, любое товарное производство носит общественный характер...

Финансовый лизинг как международная инвестиционная деятельность

Экономические преимущества лизинга. Лизинг широко используется и считается наиболее целесообразным способом организации предпринимательской деятельности...

Характеристика экономического развития древних цивилизаций

Древний Восток стал колыбелью цивилизации. Примерно в середине IV тыс. до н.э. здесь возникли первые государственные образования - сначала в Месопотамии, Египте, затем в Персии, Индии, Китае. Разложение первобытнообщинного строя...

Азиатский способ производства и монистический подход к истории. Возникновение азиатского способа производства

Азиатский способ производства

1. Сущность азиатского способа производства

Статьи по теме