Святые благоверные князья Симеон и Иулиания Вяземские, Новоторжские "Житие св. блгв. кн. Иулиании Вяземской" слушать...

Святую княгиню Иулианию (Ульяну) и ее мужа князя Симеона можно назвать образцом высокого супружеского целомудрия.
По преданию, святая Иулиания Вяземская родилась в последней четверти XIV в. Она происходила из знатного и благочестивого рода бояр Гостомысловых. Ее отца Максима Даниловича поставили наместником в городе Торжке, подчинявшемся Великому Новгороду. В 1391 г. за верность великому князю московскому Василию Дмитриевичу он был убит.
Мать Иулиании, Мария Никитична не смогла пережить безвременную гибель супруга и спустя несколько месяцев скончалась. Перед смертью она призвала брата своего покойного мужа, Федора Даниловича, и поручила ему растить свою четырёхлетнюю дочь Иулианию. Он заменил девочке отца и воспитал ее в духе истинного православного благочестия.
Потеряв родителей, Иулиания не впала в уныние, а, возрастая все больше и больше, полагалась на волю Божию. Молитвы ко Всещедрому Господу в доме дяди и в храме стали ее главным утешением. Неотъемлемыми качествами ее стали благочестие и страх Божий. Премудрый Господь, видя ее искреннюю веру, не оставил Иулианию, дав ей не только чистую и нежную душу, но и прекрасную и благообразную наружность.
По достижении совершеннолетия Иулианию выдали замуж за Вяземского князя Симеона Мстиславовича. Он отличался кротостью, богобоязненностью и человеколюбием. Свято исполняя Заповеди Господни, приняв Таинство брака, Симеон и Иулиания сразу полюбили друг друга. Жизнь их благочестивой семьи протекала мирно и тихо, при взаимном согласии.
Русская земля, находившаяся в вассальной зависимости от Золотой Орды, переживала тогда не лучшие свои времена. Междоусобные войны, жестокие нравы, предательство, зависть и наветы широко распространялись среди правящих князей. На рубеже XIV-XV вв. постоянно присутствовала угроза западным границам нашего Отечества со стороны литовцев. В 1390 г. сын святого благоверного великого князя Димитрия Донского великий князь Московский Василий Дмитриевич, правивший с 1389 по 1425 гг., женился на дочери литовского князя Витовта – Софии. Этот брак способствовал тому, что Смоленское княжество, пограничное между Москвой и Литвой, переживало последние годы своего существования. Великий князь Литовский Витовт во весь период своего правления желал не только завоевать Смоленские земли, но и прочно закрепиться на них, чему зять его, князь Василий Димитриевич, практически не препятствовал.
Последний владелец Смоленских земель – князь Юрий (Георгий) Святославович, происходил из рода Владимира Мономаха, из племени Смоленского князя Ростислава Мстиславовича (внука Мономаха). Человек бесстрашный и властолюбивый, он одновременно отличался крайне беспокойным характером, жестоким нравом и сам часто вступал в ссоры с соседями. Смоленское княжество князь Юрий получил в 1386 г., после смерти отца Святослава Иоанновича, павшего в бою с литовцами. В начале XV в. он приказал казнить множество бояр смоленских, в том числе и князя Михаила Романовича Брянского, чем создал себе оппозицию из их озлобленных родственников и сторонников. В 1404 г. литовское войско семь месяцев осаждало Смоленск, по утверждению русского историка Н.М. Карамзина, «без малейшего успеха». Но только стоило князю Юрию отправиться в Москву с просьбой о военной помощи, как его смоленские враги тайно связались с Витовтом и сдали ему город. В плен попала и супруга князя Юрия, дочь Рязанского князя Олега Иоанновича. Она была отправлена в Литву.
Вначале князь Юрий с сыном Феодором и братом Владимиром бежал в Новгород Великий и некоторое время правил в нем. После падения Смоленска вскоре литовскими войсками была захвачена и Вязьма. Князь Симеон Мстиславович Вяземский с верной супругой Иулианией разделил с князем Юрием бедствие изгнания. В 1406 г. князь Юрий попросил покровительства и защиты в Москве. Великий князь Василий принял на службу князей Юрия и Симеона: дал им «на прокормление » город Торжок, разделив его на две половины.
Ранее этих князей соединяла крепкая мужская дружба. Они всегда делили пополам и радость и горе. Всегда князь Симеон не забывал о своем подчинении Юрию. Он везде и во всём отдавал ему предпочтение, служил ему верой и правдой. И княгиня Иулиания была почтительна, ласкова и добра ко всем. В те годы она еще более расцвела духовно и телесно, чем пленяла сердца всех приходивших в их гостеприимный дом.
Но недолго продолжалась мирная и счастливая жизнь Симеона и Иулиании в Торжке. Одна из отрицательных черт характера князя Юрия – сластолюбие, непомерная любовь к женщинам – приняла здесь крайние формы. И если ранее, имея рядом законную супругу, он еще сдерживал себя, то в Торжке, пируя и предаваясь пустым развлечениям, он быстро потерял всякий контроль. Князь Юрий прельстился красотой княгини Иулиании. В его сердце закралась зависть к князю Симеону, перешедшая в непреодолимое желание непременно завладеть чужой супругой. Животная страсть и скверная плотская похоть разжигали его воображение и затмевали разум. Уверенный в своей безнаказанности и вседозволенности, князь Юрий стал искать возможность осквернить честный брак благоверных Симеона и Иулиании. Неоднократно он приходил в их дом со злыми намерениями, но целомудренная княгиня умело уходила от всех его козней. Нарушив десятую заповедь Божию: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, (ни поля его), ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, (ни всякого скота его), ничего, что у ближнего твоего» (Исх., 20, 17), от грязных мыслей и желаний князь Юрий вскоре перешел к нечистым действиям.
Окончательно ослепленный блудной страстью, несчастный решил коварной хитростью добиться своей цели. Устроив щедрый пир в своем доме, он пригласил князя Симеона и княгиню Иулианию. Напившись вина и потеряв над собой всякий контроль, князь Юрий коварно заколол мечом ничего не подозревающего князя Симеона, тем самым окончательно вступив на путь беззакония, нарушив и шестую заповедь Божию «Не убий» (Исх., 20, 13). Затем он приказал слугам силою, «яко власть господскую имея над нею», привести благоверную Иулианию к себе в спальню. И здесь она, даже под страхом смерти, зная уже о гибели мужа, не испугалась насилия и угроз, не пошла на беззаконие, продолжая непоколебимо сохранять своё целомудрие. Мольбами, увещеваниями и праведным гневом княгиня Иулиания пыталась вразумить безумного сластолюбца, желая отвести его от нового преступления: «Зачем, господин мой, напрасно ты трудишься? Не быть никогда такому позорному делу! Ты знаешь, господин мой, у меня есть муж и как мне осквернить честное ложе его! Лучше мне умереть, чем согласиться на такое дурное дело!».
Слова святой Иулиании привели преступную душу сластолюбца в состояние одержимости. В неистовстве князь Юрий подступил к ней ближе и, видя ее сопротивление, рассвирепев, повалил, пытаясь овладеть ею. Княгиня Иулиания с несвойственным хрупкой женщине мужеством стала защищаться от насильника. Схватив лежащий поблизости на столе нож, она попыталась ударить им князя Юрия, но попала только в руку. Воспользовавшись его временным замешательством, Иулиания вырвалась и с криками о помощи выбежала во двор. А Юрий обезумел настолько, что приказал слугам догнать княгиню, мечом отрубить ей руки и ноги, мертвое же тело бросить в прорубь, в реку Тверцу. Так говорится в летописи.
По рукописному Житию святой княгини Иулиании, хранившемуся в соборном храме города Торжка, все произошло несколько иначе: однажды князь Юрий обманом и хитростью заманил княгиню Иулианию в одну из комнат своего дворца. После нападения на нее и криков о помощи прибежал князь Симеон. Обезумевший от ярости князь Юрий бросился на него и убил; а княгиню Иулианию сам «изрубил в куски» и велел бросить в реку.
Пострадавшие от Юрия целомудренная Иулиания и супруг её благоверный Симеон омыли свои брачные венцы непорочной кровью и мирно отошли ко Господу, чтобы там воспринять венец мученический. Вместо короткой и временной земной жизни они получили жизнь вечную и царство небесное. Их кончина последовала 21 декабря 1406 г.
По преданию тело святого благоверного князя Вяземского Симеона Мстиславовича перенесли с почестями в Вязьму, отпели и торжественно погребли в крепости, на Соборном холме, в Никольском (впоследствии Троицком) храме. Его имущество, по общему уговору детей Симеона и Иулиании и с согласия Великих князей Московского Василия Димитриевича и Литовского Витовта, передали в Вяземский собор. С тех пор в нем постоянно совершалось молитвенное поминовение князя Симеона и его супруги. Князь Симеон свято почитается в Вязьме и в Торжке местно. Его изображения встречаются на иконах и в росписях храмов Торжка, Твери и Вязьмы. Он включен в Собор Смоленских святых. Вяземский собор несколько раз перестраивался, сам город подвергался нашествию неприятеля, и ныне мощи святого князя Симеона, к сожалению, считаются утраченными.
После жестокого убийства, всеми презираемый и порицаемый, князь Юрий бежал в Орду. Не найдя себе покоя в диких степях, терзаемый муками совести, он удалился в другие земли и скитался, боясь даже назвать свое имя. Вскоре князь Юрий вернулся на Русь и стал искать пустынное место, чтобы поселиться в нем, каяться и оплакивать свои страшные грехи. Скромное монашеское убежище он нашел во владениях своего тестя, князя Олега Рязанского. В Николаевском Веневом монастыре, находившемся у реки Осетр (в 34 верстах от Тулы), его принял игумен Петр. Исповедовавшись и раскаявшись, князь Юрий вспомнил свои «многие беды и напасти, и мирские мятежи, и душевные страсти». Пробыв в обители недолго, он тяжело заболел и 14 сентября 1408 г. умер.
Через несколько времени Господу было угодно открыть останки святой благоверной княгини Иулиании. По преданию, однажды весной, ее целое и нетленное тело, плывущее против течения, обнаружил один больной (расслабленный) крестьянин, шедший в г. Торжок по берегу реки Тверцы. Увидевший чудесное явление, он изумился, испугался и хотел уже удалиться, когда услышал голос, исходящий от бездыханного тела: «Раб Божий, не бойся. Ступай в соборную церковь Преображения Господня и возвести протопопу и прочим, чтобы они взяли мое грешное тело отсюда, и погребли его на правой стороне в этой церкви». В то же время крестьянин почувствовал себя совершенно здоровым. С радостью он исполнил чудесное повеление благоверной Иулиании. Тотчас, получив весть об обнаружении тела честной княгини, множество народа во главе с соборным протоиереем отправились на указанное место. Недалеко от берега они обрели ее останки и с подобающим торжеством перенесли в собор, где и нашла святая Иулиания упокоение в каменной гробнице. При этом многие больные получили исцеление от своих тяжких недугов.
В 1598 г. протодиакон соборной церкви Торжка, о Иоанн, без всякого на то благословения захотел тайно осмотреть мощи святой Иулиании, находившиеся под спудом. Сорок дней он молился Богу и постился. Когда отец Иоанн стал раскапывать захоронение княгини, на него напал ужас. В то же время из гроба вырвался огонь, сильно опаливший дерзкого протодиакона, и раздался голос: «Не трудись напрасно, отец, ибо не следует видеть тела моего, пока не будет на то воли Божией». Полдня наказанный протодиакон пролежал без движения, пока вошедший в церковь пономарь не увидел его и не созвал народ. О. Иоанн со слезами поведал всем о случившемся с ним. Более двух месяцев протодиакон пролежал в постели, не в силах подняться. Он искренне раскаялся, и только молясь у гроба святой Иулиании, куда его приносили родственники, получил исцеление.
В апреле 1815 г. начали разборку старого Преображенского собора в Торжке, построенного еще в 1364 г. на месте более древнего Спасского храма. При этом открылась часть каменной гробницы, в которой почивали останки святой княгини. Днем и ночью на место погребения благоверной Иулиании стекались люди. Многие из искренне верующих, прикасаясь к ее гробу, или взяв часть земли из храма, получали исцеление в болезнях. В это время продолжалось и возведение стен нового собора. В связи с прославлением святой Иулиании, 2 июня 1819 г. под соборным храмом, с правой стороны устроили и освятили в честь ее часовню. В 1906 г. она была обращена в отдельный придел, посвященный святой княгине Иулиании. По свидетельству архиепископа Тверского и Кашинского Димитрия (Самбикина; 1839-1908 гг.), в 1820 г. для придельного (правого) престола, посвященного святым Иулиании Никомидийской и Иулиании Новоторжской, в Преображенский летний городской собор, выдан антиминс архиепископом Филаретом (Дроздовым; 1782-1867 г). В 1822 г. строительство нового собора, возводимого по проекту архитектора К. И. Росси, завершили, и он был освящен. Во имя святой княгини Иулиании устроили придел и в Александро-Невском храме в Твери.
В ходе развернувшейся по всей стране антирелигиозной компании, 5 февраля 1919 г. гробницу с мощами святой княгини Иулиании вскрыли. Представители власти назвали это разграбление и осквернение древней святыни «публичным освидетельствованием» и «ликвидацией культа мертвых тел». По некоторым данным, после этого случая, мощи святой Иулиании покоились в храме Архангела Михаила г. Торжка еще до 1930 г. Другие источники утверждают, что сразу после вскрытия большевики бросили мощи святой Иулиании в реку Тверцу. В настоящее время неизвестно местонахождение мощей благоверной княгини Иулиании.
Православная Церковь чтит память святых благоверных князя Симеона и княгини Иулиании 21 декабря /3 января (ст. ст.), в день их мученической кончины. А также в воскресенье перед 28 июля/10 августа – Собор святых земли Смоленской, воскресенье после 29 июня/11 августа – Собор святых земли Тверской, второе воскресенье по Пятидесятнице – Собор всех святых в земле Российской просиявших, и благоверной Иулиании, княгини Вяземской – 2/ 15 июня. Кончина святых Симеона и Иулиании отражена во многих Русских летописях. Известны рукописные сказания о них: «Повесть о благоверной княгине Иулиании, супружнице благоверного князя Симеона Мстиславовича Вяземского» и «Сказание об убиении святаго князя Симеона Мстиславовича Вяземскаго и целомудренныя его княгини Иулиании, и о князе Юрии Смоленском», на основе которых составлено Житие Иулиании. Отдельная глава посвящена этому событию и в Степенной книге.
На иконах святая Иулиания изображается в княжеской одежде, с головой, покрытой белым убрусом и увенчанной княжеской короной. В левой руке она держит православный восьмиконечный крест. В Сводном подлиннике Филимонова на ее изображение дается иконописцам такое указание: «Подобием аки Пятница, на главе плат». Князь Симеон изображается пожилым, со значительной сединой в волосах на голове, с небольшой круглой бородой и в княжеской шубе. Образы Святых Симеона и Иулиании есть на иконах Соборов Смоленских и Тверских Святых.
В 2000 г. у деревни Ломы Вяземского района Смоленской области, по благословению святейшего патриарха Московского и всея Руси (а тогда – митрополита Смоленского и Калининградского) Кирилла, иерейским чином освящена была небольшая деревянная часовня в честь святых благоверных князя Симеона и княгини Иулиании.

Иулиания была женой Вяземского князя Симеона Мстиславича. После завоевания Смоленска Литвой они разделяли изгнание из родной земли вместе со Смоленским князем Юрием Святославичем. Великий князь Василий Московский дал им в удел город Торжок. Здесь князь Юрий прельстился красотой Иулиании и любыми путями пытался склонить ее к прелюбодеянию, но все усилия его были тщетны.

Тогда во время пира Юрий убил мужа Иулиании, надеясь после этого насильно овладеть ею. Иулиания, защищаясь от насильника, ударила его ножом. Разъяренный Юрий гнался за ней с мечом, отрубил ей руки и ноги, а тело велел бросить в реку Тверцу. После этого, как пишет летописец «…бысть ему грех и студ велик и с того бежа к Орде, не терпя горького своего безчестия». Произошло это в 1406 г.

Мучимый совестью от совершенного злодейства, Юрий нигде не мог найти покоя и в конце концов пришел в Веневский Успенский монастырь, где и провел остаток жизни в покаянии и слезах. Раскаявшийся убийца скончался в 1408 г. и стал местночтимым святым.

Весной 1407 г. больной крестьянин увидел, что по реке Тверце плывет против течения тело убиенной княгини и услышал голос, повелевший собрать духовенство и совершить погребение тела у южных дверей Спасо-Преображенского собора города Торжка. В тот же момент больной исцелился от болезни. Воля святой мученицы была исполнена, и во время погребения многие больные чудесно исцелились. С тех пор ко гробу княгини постоянно приходили люди с верой в благодатную помощь святой.

В 1598 г. один диакон после сорокадневной молитвы и поста решил тайно открыть ее могилу. Но из гробницы вырвался огонь и ожег его лицо, так что долгое время провел он в тяжелой болезни. Голос сказал ему при этом: «не следует видеть тело мое, пока не будет на то воли Божией!» Через два месяца диакон получил исцеление от ожога после молитв у гробницы мученицы. Святая Иулиания наказывает согрешившего, но и исцеляет от болезни после раскаяния.

В 1815 г. разбирали старый Преображенский собор и стала видна часть гробницы. Больные, касавшиеся ее, получали исцеления. В связи с прославлением святой Иулиании 2 июня (по ст.ст.) 1819 года были обретены мощи святой Иулиании и был устроен правый придел, посвященный ее имени.

У собора Преображения Господня, где раньше была часовня над гробом святой, устроена церковь и также освящена во имя святой Иулиании, в 1906 году. Драгоценная рака с мощами её пребывала в новом Преображенском соборе. В 1918 г. собор закрыли. До 1930 г. мощи покоились в храме Архангела Михаила. С тех пор судьба их неизвестна.

Пречистая Матерь Господа даровала святым женам Руси благодать и силу в исполнении закона материнства во всей его красоте, любви и самоотверженности. Такое материнство возможно на земле лишь при хранении святыни брака - образа единства супругов в любви. К восстановлению этого единства и была призвана Святая Русь.

Недаром ведь одной из главных черт древнерусской женской праведности было хранение целомудрия христианского брака — как великого таинства Церкви. Не девственница, а целомудренная жена воспета православной Русью. Благоверные княгини - прежде всего верные жены и помощницы мужу в его трудах.

Хранение святыни брака - один из величайших подвигов человека, и темные силы любыми средствами пытаются разрушить всякий брак, в котором супруги приближаются к восстановлению единства, явленного в жизни святых Петра и Февронии Муромских.

Святая Иулиания - хранительница и защитница целомудрия. Но целомудрие - один из трех обетов, которые дают при монашеском постриге (два других - послушание и нестяжание). Поэтому она являете помощницей всем, кто проводит монашескую жизнь в миру.

ИУЛИАНИИ НОВОТОРЖСКОЙ
Тропарь, глас 2

Благочестно в законе поживши / и благими делы украсившися, / яко крепкий адамант, явися, / целомудренная святая благоверная княгине Иулиание, / тленную славу и добротство телесное презревши, / злокозненнаго врага победила еси, / целомудрия ради мученическую смерть прияла еси. / Сего ради от Христа Бога нетленным и вечным венцем венчавшися, / ныне с лики мученик ликуеши / и нам велия чудеса, приходящим ко гробу твоему, / обильно источаеши. / Темже ти вопием: / молися Христу Богу о всех нас, / верою и любовию страдания твоя почитающих.

Кондак, глас 2

Воспоем днесь Благодетеля всех Бога, / прославльшаго в России Иулианию богомудрую, / да молитвами ея подаст душам нашим / грехов оставление и велию милость.

Молитва благоверной Иулиании Вяземской

О блаженная госпоже, преславная Христова мученице, небесных Ангелов сожительнице, благоверная княгине Иулиание, добре за чистоту подвизавшаяся, ея же ради и Божественными дарами обогатившаяся, во временней жизни люте от злокозненнаго врага пострадавшая, утешение же некончаемое от Христа Бога получившая, благими делы и кротостию украсившаяся и кротких землю наследовавшая, благочестно в законе пожившая и вельми ныне чудесы просиявшая!

Ты, яже чистоты ради твоея сердечныя, прияла в тя свет Святаго Духа и была еси всех благих дел сокровище на земле и, сего ради благий конец мученичества улучивши, неизреченнаго света сподоблена еси в вечных кровех Небеснаго селения. Ты, яже со святыми соборы водворяешися и с мученик лики веселишися, помяни и нас, добродетельное твое житие и страдания твоя мученическая похваляющих и с духовною радостию почитающих твою память. Призри на ны, волнами житейскими обуреваемыя, да твоими мо­литвами, добре поживше, диавольских избежим сетей и с тобою веч­ных благ сподоблены будем.

О всеблаженная страстотерпице, всех Владыце и Богу благая и верная рабо явившаяся! Днесь, собра­нии в храме твоем, к мощем твоим припадающе, умиленно вопи­ем и молим тя: моли с нами и о нас умоляемаго от Своего благоутро­бия Бога, да милостивно услышит нас, просящих Его благостыню, и подаст нам вся, яже ко спасению и житию нужная прошения, и всем на вся­ком месте, во всякой скорби и обстоянии требующим Его человеколюбия и помощи, великую Свою милость. Да благодатию Божией и твоим теплым ходатайством здрави всегда душею и телом пребывающе, славим дивнаго во святых Своих Бога Израилева, не удаляющаго помощи Своея от нас всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Вконтакте

ПЕСНЯ ПРО КНЯГИНЮ УЛЬЯНУ АНДРЕЕВНУ ВЯЗЕМСКУЮ

Что летит буйный ветер по берегу,
Да летит она — брызжет слезами горючими.

Буйный быструю допрашивал:
"Ты по ком, по чем, лебедушка,
Встосковалась — закручинилась,
Что слезами разливаешься,
О пороги убиваешься?
Передай тоску мне на руки,
Перекинь мне горе за плечи:
Унесу тоску я за море,
Горе по полю размыкаю".

Поплыла белой лебедью быстрая,
Повела она речь тихим пошептом...
Богу весть, что промеж было сказано,
Только взвихрился буйный, разгневался,
Закрутился по чисту полю
И понесся на сине море...
Горе он размыкал по полю,
Да тоски не снес он за море:
По пути тоска распелася.
В ночку темную, осеннюю
Ходит ветер вдоль по улице,
Ходит буйный, распеваючи,
Под воротами, под окнами.
Деды старые, бывалые
Переняли песню буйного —
Малым внукам ее пересказывают:
Коль по сердцу прийдет, так и слушают.

Было в городе во Новом во Торгу,
Об вечернях, в самый Духов день случилося...

Выходили новоторжане
Изо всех ворот на улицу:
Старики — посидеть на завалинке,
Под березками окропленными,
Пошуметь, погуторить, пображничать.
А старухи-то их уж и поготово —
Разгулялися и забражничали,
На цветной хоровод заглядевшися:
У иной из них горе — невестушка
Белошеею лебедью плавает —
И уплыть не уплыть ей от сокола;
У другой девка — дочь подневестилась,
Молодою зарницею вспыхивает...
По посаду — народ, по людям — хоровод.
Что на парнях рубашки кумачные,
Сарафаны на девках строченые,
Да и солнышко — ярышко
Разгорелось для праздника:
Пышет красное с полнеба полымем
На леса, на дубровы дремучие,
На поля, на луга на поемные,
На Тверцу — реку, на город,
На собор — золоченые маковки
И на все, что ни есть, православное.
Ай люли — люли!— хороводная:
Не одно плечо передернуло,
Не один-то взор притуманило.

Веселись, народ, коль весна цветет,
Коль в полях красно, в закромах полно,
Коль с заутрень день под росой белел,
Коль по вечеру ведро приметливо,
Да и ночь не скупится казною господнею —
Рассыпает с плеча звезды ясные,
Словно жемчуг окатный с алмазами крупными,
Что по бархату, по небу катятся.
Веселись, народ, коль господь дает
Князя крепкого, с веча да с волюшки,
Да простор на четыре сторонушки.
А что крепок на княженьи Юрий — князь,
Крепок он, государь Святославович,
Прогадал он Смоленскую отчину,
Не умом, не мечом — божьей волею,
Прогадал во грозу перехожую;
А в Торжке, под Москвой,
Он, что дуб под горой,
И грозу поднебесную выстоит:
От татар, от Литвы отбивается,
Всяким делом мирским управляется;
Держит стол стариною и пошлиной.

Ай люли — люли!— льется песенка,
Ай люли — люли!— хороводная.
Заплетися, плетень, расплетися,
Веселися, народ, оглянися —
По земле весна переходчива,
В небе солнышко переменчиво.
Вот тускнеет оно, будто к осени,
Вот венец — лучи с себя скинуло,
Вот убрус, шитый золотом, сбросило,
Стало месяцем малым, сумеречным,—
И рога у него задымилися,
И легла по земле тень багровая,
И проглянули звезды, что в полночи...
Испугалися тут новоторжане —
Стали вече звонить во весь колокол...
А князь Юрий Смоленский дослышливый:
Как ударили в колокол, так он и на площадь.

Шапку снял, поклонился очестливо
И повел с миром речь княженецкую:
"Господа новоторжане, здравствуйте!
Вот господь насылает нам знаменье,
Да его убояться не надобеть:
Убоимся греха непрощенного...
Волен бог и во гневе и в знаменьи,
А к добру или к худу — нам видети...
Я спроста да со глупого разума
Смею молвить: все так и сбывается,
Как сам Спас наказал нам в Евангельи:
В дни последние явятся знаменья
В небеси — на звездах и на месяце;
Солнце ясное кровью обрызнется;
Встанет взбранно язык на язык;
Встанут царства на царства смятенные,
Брат на брата, отец пойдет на сына,
И предаст друга друг пуще ворога,
И пройдет по земле скорбь великая,
А затем, чтобы люди покаялись
Со честным со крестом да с молитвою.
Осударь Новый Торг, сами знаете:
По молитве и день занимается,
И красно божий мир убирается,
И сам грех да беда, что на ком не живет,
Покаянной молитве прощается.
Так бы вовремя нам и покаяться:
Все мы петые, в церковь ношенные,
Все крещенные, все причащенные,
И казнил бы нас бог, православные,
Да не дал умереть непокаянно!"

Говорил князь, а вече помалчивало,
В перепуге все кверху посматривало:
Глядь — ан солнце и вспыхнуло полымем
И опять разыгралося по небу.
Вздохнули тут все новоторжане,
Словно беремя с плеч наземь сбросили.
Загудел вдоль по городу колокол,
Растворилися двери соборные,
Повалил Новый Торг к дому божьему,
А вперед Юрий — князь — ясным соколом.
Отслужили молебен с акафистом,
Ко иконам святым приложилися
И пошли ко дворам, словно с исповеди.
А с конем князя Юрия конюхи
В поводу уж давно дожидаются,
И давно удила конь опенивает.
И ступил в стремя князь, и поехал трапезовать
К своему другу милому, верному,
Ко служилому князю, подручному,
Семеону Мстиславичу Вяземскому.

Как у князя Семеона двор — море,
У Мстиславича — света широкое:
Что волной, его травкой подернуло.
Ворота у него и скрипучие,
Да гостям-то уж больно отворчивы;
В огороде кусты и колючие,
Да на ягоду больно оборчивы.
Красен двор — краше терем узорочьем:
Где венец, там отеска дубовая,
Где покрышка — побивка свинцовая,
Где угрева, там печь изразцовая;
Сени новые понавесились,
Не шатаются, не решетятся...
Только краше двора, краше терема
Сам — от он, Семеон — князь Мстиславович:
Знать, рожено дитя в пору — вовремя,
Под воскресный заутренний благовест;
Знать, клала его матушка
В колыбель багрецовую,
Раскачала родимая
От востока до запада.
Не обнес он и нищего братиной;
Сорокатого припер рогатиной;
У него жеребец куплен дорого —
Головою улусного батыря;
У него на цепи пес откормленный —
Взят щенком из — под суки притравленной.
Красен князь удалой, да не только собой —
И хозяйкой своей молодой:
Не жила, не была и красой не цвела
Ни царица одна, ни царевна,
Не светила Руси, что звезда с небеси,
Как княгиня Ульяна Андревна!
Самородна коса, не наемная,
Светло — русою сызмала кована,
Воронена тогда, как подкосье завилося,
Как сердечко в лебяжия груди толкнулося,
Как зажглися глаза синим яхонтом,
Молоком налились руки белые.
Хорошо в терему князя Вяземского:
Все у места, прилажено, прибрано,
Как к великому светлому празднику;
Вымыт пол, ометен свежим веником;
Слюда в окнах играет на солнышке;
Что ни лавка, то шитый полавочник;
Поставец серебром так и ломится;
А в углу милосердие божие:
Кипарисный киот резан травами;
Колыхаясь, лампада подвесная
Огоньком по окладам посвечивает;
А иконы — письма цареградского,
Все бурмицкими зернами низаны;
Самоцветные камни на венчиках.
Стол дубовый накрыт браной скатертью;
За столом оба князя беседуют;
На столе три стопы золоченые:
В первой брага похмельная, мартовская,
Во второй — липец — мед, навек ставленный,
В третьей — фряжское, прямо из за — моря;
По стопам уж и чарки подобраны.
А княгиня Ульяна Андреевна
Под окошком стоит и красуется,
Зеленым своим садом любуется:
Развернулись в нем лапы кленовые,
Зацвели в нем цветочки махровые,
Зацвели и ало и лазорево,
Закадили росным, вешним ладаном,
На утеху певуньям охотливым,
Мелким пташкам лесным, перелетливым.

Говорит Юрий — князь:
"Не управиться:
Больно валит Литва окаянная,
Все к ночи, неторенной дорогою...
Как ни ставь ты настороже загодя
Уж на что тебе парня проворного —
Так и вырежет, так вот и вырежет,
Что косою снесет... как бы справиться?
Аль Москве отписать?.. Ох!.. Не хочется
Всяким делом Василию кланяться".
Говорит ему Вяземский:
"Что же, князь!
У меня бы и кони стоялые,
И дружинники в поле бывалые,—
Прикажи, осударь, мы уж выручим,
Будем бить, осударь, напропалую,
А Литву не отучим, так выучим.
Только где нам поволишь плечо размять?
Под Смоленском ли, аль под Опочкою?
Аль ходить, так ходить, и коней напоить —
Не Днепром, не Двиной, а Немигою?"
— "Ладно б,— молвил князь Юрий,
задумавшись,—
Ладно б! Что ж мы и вправду хоронимся?
От Литвы, что от беса, сторонимся?"
— "Так прикажешь седлать?"
— "С богом, князь Семеон!
Выпьем чарку на путь на дороженьку.
А себя береги: ты покладливый,
Да уж больно под бердыш угадливый".

Оба выпили... Тут-то княгиня Ульяна
Андреевна
И подходит... кровинки в лице ее не было.
Молвит: "Князь Семеон, осударь
мой Мстиславович!
Хоть брани, хоть казни — правду выскажу:
Боронись от обидчика — недруга,
Боронися от гостя незваного,
Коль идет, не спросясь, не сославшися,
Встреть беду, коли бог нашлет,
Только сам, осударь, за бедой не ходи,
Головы под беду, под топор не клади.
А меня ты прости, мой желанный...
Вот стучит мне, стучит словно молот в виски,
Кровь к нутру прилила, и на сердце тиски...
Ты прости меня, дуру, для праздника,
Хоть убей, да не езди ты в поле наездное..."
Покачал головою князь Вяземский
И княгине шепнул что-то на ухо:
Посмотрела на образ, шатнулася,
Слезы градом, что жемчуг, посыпались,
И, потупившись, вышла из терема.

Лето красное, росы студеные;
Изумрудом все листья цвеченые;
По кустам, по ветвям потянулися
Паутинки серебряной проволокой;
Зажелтели вдоль тына садового
Ноготки, янтарем осмоленные;
Покраснела давно и смородина;
И крыжовник обжег себе усики;
И наливом сквозным светит яблоко.
А княгиня Ульяна Андреевна
И не смотрит на лето на красное:
Все по князе своем убивается,
Все, голубка, его дожидается.
Видит мамушка Мавра Терентьевна,
Что уж больно княгиня кручинится,—
Стала раз уговаривать... Сметлива
И, что сваха, уломлива старая;
Слово к слову она нижет бисером,
А взгляни ей в глаза — смотрит ведьмою.
Дверью скрип о светлицу княгинину,
Поклонилася в ноги, заплакала...
"Что с тобою, Терентьевна?"
— "Матушка,
Свет — княгиня, нет мочушки:
На тебя все гляжу — надрываюся...
И растила тебя я и нянчила,
Так уж правды не скажешь, а скажется:
Аль тебе, моя лебедь хвалынская,
Молодые годки-то прискучили?
Что изводишь свой век, словно каженница?
Из чего убиваешься попусту?
Ну, уехал — уехал — воротится!
Ты покаме-то, матушка, смилуйся,
Не слези своих глазок лазоревых,
Не гони ты зари с неба ясного,
Не смывай и румянца-то, плачучи.
Не себе порадей, людям добрыим,
Вон соседи уж что поговаривают:
"Бог суди — де Ульяну Андреевну,
Что собой нас она не порадует:
Не видать — де ее ни на улице,
Ни на праздники в храме господнием,
А куды мы по ней встосковалися".
Не гневись, мое красное солнышко,
А еще пошепчу тебе на ухо...
Онамедни князь Юрий засылывал:
"Не зайдет ли, мол, Мавра Терентьевна?"
Согрешила — зашла, удосужившись...
И глядит не глядит, закручинился,
Наклонил ко сырой земле голову
Да как охнет, мой сокол, всей душенькой:
"Ох, Терентьевна — матушка, выручи!
Наказал Новый Торг Спас наш милостивый,
А меня пуще всех, многогрешного,
Наказал не бедою наносною,
А живою бедою ходячею —
Во хрущатой камке мелкотравчатой,
В жемчугах, в соболях, в алом бархате.
Шла по городу красною зорькою,
Да пришла ко дворцу черной тучею,
А в ворота ударила бурею.
Не любя, не ласкавши, состарила,
Без ума, что младенца, поставила".
Вот ведь что говорил, а я слушаю,
Да сама про себя-то и думаю:
Про кого это он мне так нашептывает?
Ну, отслушала все, поклонилася,
Да и прочь пошла..."
— "Полно ты, мамушка,—
Говорит ей Ульяна Андреевна.—
Мне про князя и слушать тошнехонько:
Невзлюбила его крепко — накрепко,—
Словно ворог мне стал, не глядела бы..."
Рассмеялася Мавра Терентьевна:
"Ну ты, сердце мое колыхливое,
Как расходишься ты, расколышешься —
Не унять ни крестом, ни молитвою,
Ни досужим смешком — прибауткою".

Ох ты, ночь моя, ноченька темная,
Молчалива ты, ночь, неповедлива,
Не на всякое слово ответлива,
А спросить — рассказала бы много, утайливая...

Пир горой на дворе князя Вяземского.
Как с обеден ворота отворены,
Так вот настежь и к ночи оставлены,
И народу набилося всякого...
Оттого и весь пир, что сам Юрий — князь
На почет и привет щедр и милостив.
Призвал стольника княжего Якова,
Говорит: "Слушай ты — не ослушайся!
Я бы с князь Семеоном Мстиславичем
Рад крестами меняться, коль вызволит;
А за службу его за гораздую
Не токма что его — дворню жалую..."
И пожаловал бочкою меда залежною,
Что насилу из погреба выкатили,
Приказал выдать тушу свинины увозную,
Приказал отрясти он и грушу садовую,
Чтоб и девкам княгини Ульяны Андреевны
Было чем вечерком позабавиться;
Да копеек московских серебряных
В шапку Якова высыпал пригоршню.
Не забыл даже пса приворотного:
Наказал накормить его досыта.
Пир горой на дворе князя Вяземского:
Конюх Борька подпил и шатается,
Словно руку ему балалайкой оттягивает;
Стольник Яков не пьян — что-то невесел;
А уж Выдру — псаря больно забрало:
Изгибается он в три погибели
Под четыре лада балалаечные —
Спирей, фертом, татарином, селезнем,
А Маланья с Федором, сенные девушки,
И подплясывают, и подманивают...
Да уж что тут! И Мавра Терентьевна
Не одну стопку лишнюю выпила,
Подгуляла, как отроду с ней не случалося:
Позабыла, что ночь в подворотню
подглядывает,
Что пора бы взойти и в светлицу княгинину,
И лампадку поправить под образом,
И постель перестлать, и княгиню раздеть,
На железный пробой и крючок поглядеть
Да привесить к двери цепь луженую...

Позабыли и сенные девушки...

А княгиня Ульяна Андреевна
Перед образом молится — молится,
Все земными поклонами частыми...
Отмолилась она, приподнялася,
Утерла рукавом слезы дробные,
Села к зеркалу...

Тихо по городу...
Ночь окошко давно занавесила;
Только с задворка хмельные песни доносятся,
Да Буян под окном кость грызет и полаивает;
Знать, спустили с цепи, да с двора не пошел...
Хоть княгиня сидит перед зеркалом,
А не смотрит в него: так задумалась...
Вот горит, оплывает свеча воску ярого,
Вот совсем догораег... Очнулася...
Встрепенулася иволгой чуткою,
Повернула головкой, что вспугнутая,
И каптур стала скидывать, вслушиваясь,
Да взглянула в стекло — и сама усмехнулася,
Таково хорошо усмехнулася,
Что вся сила потемная сгинула,
А за ней отлетела и думушка черная...
Засветила княгиня другую свечу,
Что была под рукою в венецком подсвечнике,
Отстегнула жемчужные запонки —
И забил белый кипень плеча из — под ворота...
Турий гребень взяла, расплела свои косы
рассыпчатые,
Стала их полюбовно расчесывать,
Волосок к волоску подбираючи...

Чу! Буян забрехал, да и смолк,— на своих...
Верно, мамка и сенные девушки...
Только нет — не они... Надо быть, на
прохожего...
Тишь... мышонок скребет под подполицей...
Клонит сон... очи сами слипаются —
И...

Как крикнет княгиня Ульяна Андреевна:
За плечами стоит кто-то в зеркале!..
Побелела, как холст, только все ж обернулася:
Юрий — князь на пороге стоит, шапку скидывает
И на образ Владимирской крестится...

"Что ты, князь?"
— "Доброй ночи, княгинюшка!
Уж прости, что не в пору, не вовремя...

Ехал мимо: ворота отворены;
На дворе ни души; сени отперты —
Что, мол, так? Дай взойду, хоть непрошеный...
Извини меня, гостя незваного,
Да не бойся: я сам, а не оборотень".
Отдохнула княгиня Ульяна Андреевна,
Только пуще того испугалася,
Заломила себе руки белые:
"Ты уж, князь, говори, не обманывай:
Мужу худо какое случилося?"
— "Что ты? Бог с тобой! Муж здоровехонек.
От него и сегодня есть весточка —
Передам — хочешь, что ль?.."
А глаза так и искрятся —
На расстегнутый ворот уставились...

Поняла наконец, догадалася:
Вся зарделася, очи потупила,
Вся дрожит, а рука — что свинцовая:
Застегнет либо нет впору запонку...
А сама говорит: "Благодарствуем!
За себя и за мужа я кланяюсь!..
Не тебя мне учить, сам ты ведаешь,
Что беда и в чужую светлицу заглядывает,
Да не к полночи, князь, было б сказано...
Буде словом каким я обмолвилась,
Мужа нет, стало быть, нет и разума,
А что люди у нас разгулялися,
По твоей же, по княжеской милости".

Шапкой оземь ударил:
"Послушай же:
Ты полюбишь аль нет нас, Ульяна Андреевна?
Коль не волей возьму, так уж силою
И в охапке снесу на перину пуховую".

Как промолвил, она развернулася,
И откуда взялся у ней нож — богу ведомо,
Только в грудь не попала князь Юрию,
А насквозь пронизала ему руку левую...
"Так-то?" — только и вымолвил — вон пошел...

А поутру княгиню Ульяну Андреевну
Взяли из дому сыщики княжеские,
Обобрали весь дом, где рука взяла,
А ее самое в поруб кинули
Да уж кстати пришибли Буяна дубиною:
Не пускал из ворот ее вынести.
Весел князь Семеон, весел — радошен,
Правит к Новому Торгу по залесью,
А за ним целый стан на возах так и тянется:
Все с добром не нажитым, не купленным —
Бердышом и мечом с поля добытым.
Весел князь — видно, слышал пословицу:
Удался бы наезд, уж удастся приезд.
Ой, неправда!.. Гляди, из — за кустика,
Почитай — что у самой околицы,
Двое вышли на путь на дороженьку...
Видит князь: конюх Борька и с Яковом — стольником
Подбегают и в ноги ему поклонилися,
Бьют челом под копытами конскими...
"Что вы, что вы, ребята, рехнулися,
Аль бежали с чего — нибудь из дому?"
— "Осударь,— молвил Яков,— уж впрямь, что
рехнулися,
Не гадав под беду подвернулися:
Ведь бедою у нас ворота растворилися,
Все от мамушки Мавры Терентьевны...
Я обухом ее и пришиб, ведьму старую,
Да повинен, что раньше рука не поднялася..."
И рассказывать князю стал на ухо,
Чтобы лишнее ухо не слышало.

Конюх Борька ему подговаривает:
"И Буяна ни за что ни про что ухлопали..."
Закусил губы князь. "Ладно!.. С версту осталося?.."
— "Меньше, князь — осударь, тут рукой бы подать".
Уж ударил же князь аргамака острогами —
Вихорь — вихрем влетел он на двор к князю Юрию.
А уж тот на крыльце дожидается,
Слезть с коня помогает, взял за руку,
Поклонился до самого пояса, речь повел:
"Так-то мне, Семеон, ты послуживаешь?
Бабе, сдуру-то, волю дал этакую,
Что пыряет ножом князя стольного!
Ну, спасибо!.. И сам я за службу пожалую!"
Да как хватит его засапожником под сердце,
Так снопом и свалился князь Вяземский,
Словно громом убило... А Юрий — князь
И не дрогнул: глядит туча — тучею,
Индо старый за малого прячется.
Да уж тут же, с сердцов, повелел он из поруба
И княгиню Ульяну Андреевну выволочь
За ее темно — русую косыньку,
Руки — ноги отсечь повелел ей без жалости
И в Тверце утопить... Так и сбылося:
Сам стоял и глядел, словно каменный,
Как тонула головка победная,
Как Тверца алой кровью багровела...

Вече целое ахнуло с ужаса,
Хоть никто не оказал даже слова единого —
Потому Юрий — князь был досужливый,
На противное слово пригрозливый...
Только, знать, самого совесть зазрила:
С петухом собрался, не сказавшися,
Дом своею рукою поджег, не жалеючи,
И сбежал он в Орду тайно — тайною —
И поклона прощального не было
С Новым Торгом и с вечем поклончивым.
Уж догнал ли в Орду, нам неведомо,
А заезжие гости рассказывали,
Что пригнал под Рязанью он к пустыне,
Ко Петру — христолюбцу, игумену некоему,
Разболелся, да там и преставился,
В келье, иноком, в самое Вздвиженье,
На чужой земле, а не в отчине,
Не на княженьи, а в изгнании,
Без княгини своей и детей своих болезных...

Провожали его честно, по-княжески.

Да и мы за его душу грешную
Богу нашему вкупе помолимся:
Подаждь, господи, ради святой богородицы,
Правоверным князьям и княжение мирное,
Тихо — кроткое и не мятежное,
И не завистное, и не раздорное,
И не раскольное, и бескрамольное,
Чтобы тихо и нам в тишине их пожилося!

Что летит буйный ветер по берегу;
Что летит и Тверца по-под берегом,
Да летит она — брызжет слезами горючими...

Прошел год, как в Торжке совершилось страшное злодеяние: на пиру поссорились два наместника города, князь Георгий и князь Симеон. Георгий зарубил Симеона, а потом убил и его жену, княгиню Иулианию. Тело же княгини убийца приказал бросить в реку. Возмущенные жители изгнали преступника из города. И вот, спустя год, по берегу реки шел некий крестьянин и увидел на песчаной отмели человеческое тело. Это была богато одетая женщина, в которой мужчина узнал убиенную княгиню. Тело мученицы оказалось нетленным. Крестьянин позвал клир и священника, тело княгини перенесли в город и торжественно погребли у южных дверей Преображенского собора. При этом многие больные исцелились от своих недугов. Так, Господь всему миру открыл святость благоверной княгини Иулиании.

Княгиня Иулиания была супругой вяземского князя Симеона, служившего князю Георгию Смоленскому. Когда литовцы взяли Смоленск, князь Георгий бежал в Новгород. Симеон с супругой сопровождали своего господина и верно служили ему. В Смоленске, в плену у литовцев, осталась жена Георгия. Тот не спешил выручать супругу, а отправился к Московскому князю с просьбой принять его на службу и дать в удел какой-нибудь город. Симеон не отставал от своего старшего князя, и их обоих отправили наместниками в Торжок. Князья между собой поделили город пополам и мирно стали управлять им.

Смоленский князь, живя в одиночестве, скоро заметил, что жена его верного друга необыкновенно хороша собой и умна. Он не сумел побороть искушение, и приступил к княгине с грехо̀вными речами:

“В Священном Писании сказано – нехорошо человеку быть одному. Смотри, княгиня, нет у меня супруги, и я тоскую в одиночестве. Не буду говорить я тебе, что серебра̀ и злата у меня больше, чем у твоего мужа. Вижу, что не прельстить тебя этим. Но подумай – разве может он любить тебя сильнее, чем я люблю?! Вся кровь во мне вскипает…”.

“Замолчи, князь! Или ты не христианин?! Как я могу оставить живого мужа и пойти к тебе? Могу ли я осквернить чистое супружеское ложе? Лучше мне умереть, чем согласиться на такое дурное дело, лучше погубить тело свое, чем душу.”.

Но блудная страсть вконец одолела несчастного князя. Понимая, что верная жена никогда не оставит мужа, он решился на страшное злодейство. У себя в тереме Георгий устроил пир, куда пригласил и Симеона с женой. Иулиания, чуя беду, уговаривала мужа не ходить на этот праздник, но постеснялась рассказать ему о своём разговоре с Георгием. И беда случилась. Во время пира пьяный хозяин набросился на своего гостя и убил его на глазах у Иулиании. Тут же он попытался силой заставить княгиню стать его женой. Но Иулиания ударила насильника ножом и выбежала во двор, пытаясь спастись. Во дворе разъярённый князь нагнал беглянку и убил её. Похоть и гнев настолько помрачили разум злодея, что он запретил даже хоронить тело страдалицы, а приказал выбросить его в реку.

Потрясенные этим злодеянием, жители Торжка изгнали преступника из своего города. Терзаемый совестью и всеми осуждаемый, убийца два года скитался по русской земле. Пробовал он жить и в Золотой Орде, но и там не находил покоя. И, наверное, совсем бы пропал этот несчастный, если бы святая Иулиания не простила своего мучителя и не умолила за него Господа. Перед смертью Георгий принес глубокое покаяние и принял монашеский постриг.

Благоверную же княгиню Иулианию, погибшую, ради сохранения супружеской верности, Церковь причислила к лику святых.

По преданию, святая Иулиания Вяземская родилась в последней четверти XIV века. Она происходила из знатного и благочестивого рода бояр Гостомысловых. Её отца Максима Даниловича поставили наместником в городе Торжке, подчинявшемся Великому Новгороду. В 1391 году его убили за приверженность к Великому князю Московскому Василию Дмитриевичу. Мать Иулиании, Мария Никитична, не смогла пережить безвременную гибель супруга, и спустя несколько месяцев скончалась. Перед смертью, она призвала брата мужа, Федора Даниловича, и поручила ему растить свою четырёхлетнюю дочь Иулианию. Он стал для девочки вместо отца, и воспитал ее в духе истинного православного благочестия.

Потеряв родителей, Иулиания не впала в уныние, а возрастая все больше и больше, полагалась на волю Божию. Молитвы ко Всещедрому Господу в доме дяди и в храме стали её главным утешением. Неотъемлемыми качествами Иулиании стали благочестие и страх Божий. Премудрый Господь, видя искреннюю веру, не оставил её, дав ей не только чистую и нежную душу, но и прекрасную и благообразную наружность. По достижении законного возраста Иулианию выдали замуж за Вяземского князя Симеона Мстиславовича. Он отличался кротостью, богобоязненностью и человеколюбием. Свято исполняя Заповеди Господни, приняв Таинство брака, Симеон и Иулиания сразу полюбили друг друга. Жизнь их благочестивой семьи протекала мирно и тихо, при взаимном согласии. Они были, как два белых, чистых голубя среди черных и хищных воронов.

Русская земля, находившаяся тогда в вассальной зависимости от Золотой Орды, переживала не лучшие свои времена. Междоусобные войны, жестокие нравы, предательство, зависть и наветы широко распространялись среди правящих князей. На рубеже XIV-XV веков постоянно присутствовала угроза западным границам нашего Отечества со стороны литовцев.

В 1390 году сын святого благоверного великого князя Димитрия Донского (память 19 мая/1 июня) великий князь Московский Василий Дмитриевич, управлявший с 1389 по 1425 годы, женился на дочери литовского князя Витовта – Софии. Этот брак способствовал тому, что Смоленское княжество, пограничное между Москвой и Литвой переживало тогда последние годы своего существования. Великий князь Литовский Витовт во весь период своего правления желал не только завоевать Смоленские земли, но и прочно закрепиться на них, чему зять его князь Василий Дмитриевич практически не препятствовал.

Последний владелец Смоленских земель - князь Юрий (Георгий) Святославович, происходил из рода Владимира Мономаха, из племени Смоленского князя Ростислава Мстиславовича (внука Мономаха). Человек бесстрашный и властолюбивый, он отличался крайне беспокойным характером, жестоким нравом и сам часто вступал в ссоры с соседями. Смоленское княжество князь Юрий получил в 1386 году, после смерти отца Святослава Ивановича, павшего в бою с литовцами. В начале XV века он приказал казнить множество бояр смоленских и князя Михаила Романовича Брянского, чем создал себе оппозицию из их озлобленных родственников и сторонников. В 1404 году литовское войско семь месяцев осаждало Смоленск, по утверждению русского историка Н.М. Карамзина: «без малейшего успеха». Но только стоило князю Юрию отправиться в Москву с просьбой о военной помощи, как его смоленские враги тайно связались с князем Витовтом и сдали ему город. В плен попала и супруга князя Юрия, дочь Рязанского князя Олега Иоанновича. Из Смоленска её отправили в Литву.

Святая Благоверная Иулиания Вяземская

Вначале князь Юрий с сыном Феодором и братом Владимиром бежал в Новгород Великий, и некоторое время находился в нем. После падения Смоленска, вскоре литовские войска захватили и Вязьму. Горечь изгнания князь Симеон Мстиславович Вяземский с верной супругой Иулианией разделил с князем Юрием Смоленским.

В 1406 году князь Юрий попросил покровительства и защиты в Москве. Великий князь Василий принял на службу князей Юрия и Симеона, дав им на прокормление город Торжок, разделив его на две половины. Ранее этих князей соединяла крепкая мужская дружба. Они делили пополам и радость и горе. Всегда князь Симеон не забывал о своем подчинении Юрию. Он везде и во всём отдавал ему предпочтение, служа верой и правдой. И княгиня Иулиания, выражала почтительность, ласку и добро ко всем гостям. В те годы она еще более расцвела духовно и телесно, чем пленяла сердца всех посещавших их гостеприимный дом.

Недолго продолжалась мирная и счастливая жизнь Симеона и Иулиании в Торжке. Одна из отрицательных черт характера князя Юрия - сластолюбие, непомерная любовь к женщинам, приняла здесь крайние формы. И если ранее, имея рядом законную супругу, он еще сдерживал себя, то в Торжке пируя и предаваясь пустым развлечениям, быстро потерял всякий контроль. Он прельстился красотой княгини Иулиании. В его сердце закралась зависть к князю Симеону, перешедшая в непреодолимое желание непременно завладеть чужой супругой. Животная страсть и скверная плотская похоть разжигали его воображение и затмевали разум. Он забыл, что говорил Господь наш Иисус Христос в Нагорной проповеди о прелюбодействе. «Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Матф. 5, 28). Забыл и о том, что еще в Ветхом Завете напоминалось: «Не пожелай красоты ее в сердце твоем. …Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих? То же бывает и с тем, кто входит к жене ближнего своего; кто прикоснется к ней, не останется без вины» (Притч. 6, 25, 28-29). Уверенный в своей безнаказанности и вседозволенности, князь Юрий стал искать возможность осквернить честный брак благоверных Симеона и Иулиании. Неоднократно он приходил в их дом со злыми намерениями, но целомудренная княгиня умело уходила от всех его козней. Нарушив десятую заповедь Божию: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, (ни поля его), ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, (ни всякого скота его), ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20, 17), от грязных мыслей и желаний князь Юрий вскоре перешел к нечистым действиям.

Окончательно ослепленный блудной страстью, несчастный князь Юрий решил коварной хитростью добиться своей цели. Устроив щедрый пир в своем доме, он пригласил князя Симеона и княгиню Иулианию. Подстрекаемый лукавым духом, князь Юрий не хотел помнить, что именно пьянство более всего вредит целомудрию. «Не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно ухаживается ровно; впоследствии, как змей, оно укусит, и ужалит, как аспид; глаза твои будут смотреть на чужих жен, и сердце твое заговорит развратное» (Притч. 23, 31-33). Напившись вина, и потеряв над собой всякий контроль, князь Юрий коварно заколол мечом, ничего не подозревающего князя Симеона. Тем самым окончательно вступив на путь беззакония, нарушив и шестую заповедь Божию: «Не убивай» (Исх. 20, 13). Затем он приказал слугам силою, «яко власть господскую имея над нею», привести благоверную Иулианию к себе в спальню. И здесь она, даже под страхом смерти, зная о гибели мужа, не испугалась насилия и угроз, не пошла на беззаконие, продолжая непоколебимо сохранять своё целомудрие. Мольбами, увещеваниями и праведным гневом княгиня Иулиания пыталась вразумить безумного сластолюбца, желая отвести его от нового преступления. «Зачем, господин мой, напрасно ты трудишься? Не быть никогда такому позорному делу! Ты знаешь, господин мой, у меня есть муж и как мне осквернить честное ложе его! Лучше мне умереть, чем согласиться на такое дурное дело!». Слова святой Иулиании привели преступную душу сластолюбца в состояние одержимости. В неистовстве князь Юрий подступил к ней ближе и, видя ее сопротивление, рассвирепев, повалил, пытаясь овладеть ей. Княгиня Иулиания с несвойственным хрупкой женщине мужеством стала защищаться от насильника. Схватив нож, она попыталась ударить им князя Юрия в горло, попав ему в руку. Воспользовавшись его временным замешательством, святая Иулиания вырвалась и с криками о помощи выбежала во двор. Юрий обезумел настолько, что приказал догнать княгиню, отрубить ей руки и ноги, убить её и мертвое тело бросить в прорубь, в реку Тверцу.

По рукописному Житию святой княгини Иулиании, хранившемуся в соборном храме города Торжка, князь Юрий обманом и хитростью заманил княгиню Иулианию в одну из комнат своего дворца. После нападения на нее и криков о помощи, прибежал князь Симеон. Обезумевший от ярости князь Юрий бросился на него и убил; а княгиню Иулианию сам «изрубил в куски» и велел бросить в реку. Пострадавшие от Юрия целомудренная Иулиания и супруг её благоверный Симеон омыли свои брачные венцы непорочной кровью, и мирно отошли ко Господу, чтобы там воспринять венец мученический. Вместо короткой и временной земной жизни они получили - жизнь вечную и царство небесное. Их кончина последовала 21 декабря 1406 года.

По преданию тело святого благоверного князя Вяземского Симеона Мстиславовича перенесли с почестями в Вязьму, отпели и торжественно погребли в крепости, на Соборном холме, в Никольском (впоследствии Троицком) храме. Его имущество, по общему уговору детей Симеона и Иулиании и с согласия Великих князей Московского Василия Дмитриевича и Литовского Витовта, передали в Вяземский собор. С тех пор в нем постоянно совершалось молитвенное поминовение князя Симеона и его супруги. Святой князь Симеон, свято почитается Вязьме и в Торжке местно. Его изображения встречаются в иконах и росписях храмов Торжка, Твери и Вязьмы. Он включен в Собор Смоленских святых. Вяземский собор несколько раз перестраивался, сам город подвергался нашествию неприятеля, и мощи святого князя Симеона считаются утраченными.

После жестокого убийства, всеми презираемый и порицаемый, князь Юрий бежал в Орду. В Послании к Ефесянам Апостол Павел напоминал: «…Знайте, что никакой блудник, или нечистый, или любостяжатель, который есть идолослужитель, не имеет наследия в Царстве Христа Бога» (Ефес. 5, 5). Не найдя себе покоя в диких степях, терзаемый муками совести он удалился в другие земли и скитался, боясь даже назвать свое имя. Вскоре князь Юрий вернулся на Русь и стал искать пустынное место, чтобы поселиться в нем, каяться и оплакивать свои страшные грехи. Вспомнил он слова царя Давида из Псалтири: «…Я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал: «исповедаю Господу преступления мои»; и Ты снял с меня вину греха моего» (Пс. 31, 5). Скромное монашеское убежище он нашел во владениях своего тестя, князя Олега Рязанского. В Николаевском Веневом монастыре, находившемся у реки Осетр (в 34 верстах от Тулы), его принял игумен Петр. Исповедовавшись и раскаявшись, князь Юрий вспомнил свои «многие беды и напасти, и мирские мятежи, и душевные страсти». Ибо «…скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован» (Притч. 28, 13). Пробыв в обители несколько дней, он тяжело заболел и 14 сентября 1408 года умер.

Мученица Иулиания Вяземская. Фрагмент иконы «Новоторжские чудотворцы». 1797 год

Господь открыл останки святой благоверной княгини Иулиании весной того же года. По преданию, её целое и нетленное тело, плывущее против течения, обнаружил один больной (расслабленный) крестьянин, шедший в город Торжок по берегу реки Тверцы. Увидевший чудесное явление, он изумился, испугался и хотел уже удалиться, когда услышал голос, исходящий от бездыханного тела: «Раб Божий, не бойся. Ступай в соборную церковь Преображения Господня и возвести протопопу и прочим, чтобы они взяли мое грешное тело отсюда, и погребли его на правой стороне в этой церкви». В то же время крестьянин почувствовал себя совершенно здоровым. С радостью он исполнил чудесное повеление благоверной Иулиании. Тотчас, получив весть об обнаружении тела честной княгини, множество народа во главе с соборным протоиереем отправились на указанное место. Недалеко от берега они обрели её останки и с подобающим торжеством перенесли в собор, где и нашла святая Иулиания упокоение в каменной гробнице. При этом многие больные получили исцеление от своих тяжких недугов.

В 1598 году протодиакон соборного храма Торжка, Иоанн, без всякого на то благословения захотел тайно осмотреть мощи святой Иулиании, находившиеся под спудом. Сорок дней он молился Богу и постился. Когда отец Иоанн стал раскапывать захоронение княгини, на него напал ужас. В то же время из гроба вырвался огонь, сильно опаливший дерзкого протодиакона, и раздался голос: «Не трудись напрасно, отец, ибо не следует видеть тела моего, пока не будет на то воли Божией». Полдня наказанный протодиакон пролежал без движения, пока вошедший в церковь пономарь не увидел его и не созвал народ. Иоанн со слезами поведал всем о случившемся с ним. Более двух месяцев протодиакон пролежал в постели, не в силах подняться. Он искренне раскаялся, и только молясь у гроба святой Иулиании, куда его приносили родственники, получил исцеление.

В апреле 1815 года начали разборку старого Преображенского собора в Торжке, построенного еще в 1364 году на месте более древнего Спасского храма. При этом открылась часть каменной гробницы, в которой почивали останки святой княгини. Днем и ночью на место погребения благоверной Иулиании стекались люди. Многие из искренне верующих, прикасаясь к её гробу, или взяв часть земли из храма, получали исцеление в болезнях. В это время продолжалось и возведение стен нового собора. В связи с прославлением святой Иулиании, 2 июня 1819 года под соборным храмом, с правой стороны устроили и освятили в честь её часовню. В 1906 году ее обратили в отдельный придел, посвященный святой княгине Иулиании. По свидетельству архиепископа Тверского и Кашинского Димитрия (Самбикина; 1839-1908 гг.), в 1820 году для придельного (правого) престола, посвященного святым Иулиании Никомидийской и Иулиании Вяземской и Новоторжской, в Преображенский летний городской собор, выдан антиминс архиепископом Филаретом (Дроздовым; 1782-1867 гг.; святитель; память 19 ноября/2 декабря). В 1822 году строительство нового собора, возводимого по проекту архитектора К.И. Росси, завершили, и тогда же его освятили. Во имя святой княгини Иулиании устроили придел и в храме в честь святого благоверного князя Александра Невского в Твери.

«Благочестно в законе поживши благими делы украсившися, яко крепкий адамант, явилася еси целомудренная святая благоверная княгиня Иулиания; тленную бо славу и добротство телесное презревши, злокозненнаго врага победила еси и целомудрия ради мученическую смерть прияла еси. Сего ради от Христа Бога нетленным и вечным венцем венчавшися, ныне с лики мученик ликуеши и нам велия чудеса, приходящим ко гробу твоему, обильно источаеши. Тем же ти вопием: молися Христу Богу о всех нас, с верою и любовию страдания твоя почитающих» - поется в тропаре святой благоверной Иулиании.

Во время развернувшейся по всей России антирелигиозной компании, 5 февраля 1919 года гробницу с мощами святой княгини Иулиании вскрыли. Представители власти назвали это разграбление и осквернение древней святыни «публичным освидетельствованием» и «ликвидацией культа мертвых тел». По некоторым данным, после этого случая, мощи святой Иулиании покоились в храме Архангела Михаила города Торжка еще до 1930 года. Другие источники утверждают, что сразу после вскрытия большевики бросили мощи святой Иулиании в реку Тверцу. В настоящее время местонахождение мощей благоверной княгини Иулиании неизвестно.

Православная Церковь чтит память святых благоверных князя Симеона и княгини Иулиании Вяземских 21 декабря /3 января (ст. ст.), в день их мученической кончины. А также: в воскресенье перед 28 июля/10 августа - Собор святых земли Смоленской, воскресенье после 29 июня/11 августа - Собор святых земли Тверской, второе воскресенье по пятидесятнице - Собор всех святых в земле Российской просиявших и благоверной Иулиании, княгини Вяземской – 2/ 15 июня.

Мученическая кончина святых Симеона и Иулиании отражена во многих Русских летописях. Известны рукописные сказания о них: «Повесть о благоверной княгине Иулиании, супружнице благоверного князя Симеона Мстиславовича Вяземского» и «Сказание об убиении святаго князя Симеона Мстиславовича Вяземскаго и целомудренныя его княгини Иулиании, и о князе Юрии Смоленском», на основе которых составлено Житие Иулиании. Отдельная глава посвящена этому событию и в Степенной книге. В первой половине ХIХ века составлена служба святой благоверной княгине Иулиании, впоследствии помещенная в Минее за декабрь. Акафист ей составлен в 1883 году Андреем Федоровичем Ковалевским.