Тщательная проработка теории страха1 или, по крайней мере, ее окончательная формулировка появилась в произведениях Фрейда достаточно поздно, поскольку его книга «Подавление, симптомы и страх» вышла в 1920 году.

Он не то что бы не касался этой проблемы раньше, но всегда оставался в рамках относительно простой концепции, которую он сам впоследствии отверг. Эта первая концепция, называемая иногда первой теорией страха, тем не менее небезынтересна для понимания психоаналитической теории и заслуживает быть здесь представленной.

■ Она может быть изложена достаточно просто. В работе 1905 года «Три очерка по теории сексуальности» Фрейд дает ей следующую формулировку: у взрослого, как и у ребенка, либидо превращается в страх начиная с того момента, когда влечение не может достичь удовлетворения. В замечании, добавленном в 1920 году, он образно уточняет: «Невротический страх есть продукт либидо, как уксус есть продукт вина». Рассматривая случай ребенка, он замечает, что страх при своем возникновении есть не что иное, как чувство отсутствия любимого человека. Но он не разрабатывал более этот подход и с другой стороны постулировал, что именно дети с ранним или чрезмерным сексуальным влечением предрасположены к страху.

Двенадцать лет спустя во «Введении в Психоанализ», в главе, посвященной этой проблеме, он старается ясно различать реальный страх и страх невротический. Реальный страх запускается восприятием внешней опасности и связан с рефлексом самосохранения. Таким образом, он проявляется как нечто вполне нормальное и понятное. В любом случае, говорит он, реакция защиты может проявиться без сопровождения ощущения страха, которое, будучи слишком интенсивным, может создавать помехи, парализуя субъект. Бегство разумно, добавляет он, страх же не отвечает никакой цели.

Он возвращается к онтогенетической концепции, изложенной в 1905 году, уточняя ее. Ребенок реагирует на утрату матери, что, говорит он, воспроизводит страх, сопровождающий акт рождения, являющийся сепарацией с матерью. Он уточняет, что эта сепарация с матерью оставляет либидо невостребованным, не имеющим объекта, на который оно может обратиться. В этом страх ребенка предвосхищает невротический страх взрослого. На самом деле реальный страх у ребенка практически никогда не возникает. Ребенок достаточно безразличен к реально опас-

1 В оригинале: «angoissc» - термин, имеющий семантический оттенок не просто страха (pcur - страх, боязнь, опасение (фр.)), но тоски, ужаса, тревоги, стеснения в груди (прим. пер.)

ным (ситуациям, что просто связано с его неспособностью оценить эту опаснюсть.

Учточняя еще более положение вещей, он отмечает, что эта первая утрата /любимого объекта может быть замещена ситуацией, имеющей такое жсе значение. Так, ребенок, не видящий в темноте свою мать, думает, что шотерял ее, и реагирует страхом каждый раз, когда оказывается в темнсоте.

Тезм не менее существует большое различие между ребенком и не-вротшком: у последнего речь идет не о либидо, кратковременно не востребованном, а о либидо, отделенном от вытесненной репрезентации. Говорэя о вытеснении1, Фрейд вплоть до этого момента представлял только определенный вид репрезентации. Теперь он говорит, что аффективный ззаряд, квант энергии, связанной с этим представлением, трансформируется в страх независимо от его качества в условиях нормального проявзления. Он говорит даже о разрядке в форме страха. Естественно, он отмеччает, что невротические процессы не сводятся к этому воспроизводству сзтраха, и для фобии, например, он далее вводит проекцию: т.е. страх связаш с внешней опасностью. С другой стороны, формирование симп-томовз направлено на затруднение контактов с внешним фобогенным объексгом (процесс, который интересно отметить, поскольку мы обнаружим еего во второй теории страха).

Зашетим, что в это время Фрейд вернулся к теории Отто Ранка, хотя и не у/поминая его имени, и уточнял, что невротический страх формируется ввокруг ядра, образующего повторение некоторого значимого и важного ссобытия, принадлежащего прошлому субъекта, и что, с другой стороны, это инициальное событие может быть лишь рождением.

С «описательной точки зрения он различает то, что называется страхами ожидания (тревога ожидания), не запускающимися специфической ситуащией, и фобиями, где существует объект, идентифицируемый как причиша, запускающая этот страх.

Каак с нозогорафической точки зрения, так и с этиопатологической он апеллшрует, с одной стороны, к своей теории актуального невроза, источником которого он делает недостаточность сексуальной разрядки. Он уточншет, что сексуальная абстиненция способствует воспроизводству страхи лишь в случаях, когда либидо не находит удовлетворяющего от-влечешия или в значительной части не сублимировано.

С.другой стороны, он замечает, что категория невротиков или обсес-сивньых больных пополняется за счет страдающих от патологических страхсов. Когда эти больные органичены в выполнении их ритуалов и це- реможий, можно констатировать, что они испытывают интенсивный С"м. механизм вытеснения в гл. 3.

страх, который, таким образом, лишь диссимулирован симптомом. В об-сессивном неврозе страх замещен симптомом, что позволяет полагать, что симптомы формируются лишь для того, чтобы помешать развитию страха, который без них стал бы неизбежным.

Заключая сказанное и переходя к будущей теме вытеснения, можно привести одну фразу Фрейда: «Страх представляет собой разменную монету, в которую обращаются или могут обращаться любые аффективные возбуждения, когда их содержание удалено из репрезентации или подвергнуто вытеснению». Это то, что иногда резюмируется в формуле: страх порождается вытесненным.

■ Но совершенно очевидно, что в работе «Подавление, симптомы и страхи» Фрейд дает более проработанную и более удовлетворяющую его формулировку теории страха (часто называемую второй теорией страха). Страх появляется в ней как настоящая функция Я. Это нечто вроде сигнала неудовольствия, позволяющего мобилизовать все виды энергии, необходимые для борьбы с потребностью влечения, исходящего из Оно, которое, впрочем, остается изолированным перед лицом этой мобилизации Я. На самом деле организовано единственно Я, Оно не организовано и не может направить все свои необходимые силы на поддержку вытесненной потребности. Таким образом, с самого начала утверждается, что Я (инстанция) есть реальное местопребывание страха, и предшествующая концепция, допускавшая, что энергия вытесненной потребности автоматически превращается в страх, отвергается.

К тому же экономическая, энергетическая проблема более не занимает первого места: страх не вызывается каждый раз в качестве нового проявления, он воспроизводит в форме эмоционального состояния уже существующий мнестический след. В большей степени, чем раньше, Фрейд стремится найти опору для своей концептуализации в ясных клинических соображениях.

Отмечая, что страх совершенно не проявляется при конверсионной истерии и что в обсессивном неврозе он в значительной степени перекрывается, маскируясь, симптомами, Фрейд основывается при этом на исследованиях фобии". В качестве примера он использует детскую фобию животных, фобию маленького Ганса2. Объект этой фобии точно известен - это страх быть укушенным лошадью. Итак, анализ выявляет амбивалентность и агрессивность, направленную на отца. Фрейд постулирует, что компуль-сивное желание, подвергнутое вытеснению, есть агрессивность, направленная против отца, и что единственное невротическое проявление есть

" Или истерии страха, отличной от невроза страха (см. гл. 8).

Для более детального клинического изложения мы отсылаем к «Пяти случаям психоанализа».

замена образа отца лошадью. Попутно он замечает, что именно это замещение и образует симптом. Страх быть укушенным может («без натяжки», говорит он) быть объяснен как страх, что лошадь откусит ему гениталии, кастрирует его. Страх, таким образом, есть страх кастрации и в случае фобии (и в более широком смысле - неврозов) в рамках Эдипова комплекса должен быть замещен. Он отмечает, что другая эдиповская составляющая - нежное отношение к отцу - также запускает страх кастрации, помещая в соответствии с женской позицией отца на место матери (что еще более очевидно в случае «Человека с волками»1).

Эта концепция привела к значительным изменениям. Страх более не является автоматически продуктом, связанным с вытеснением, скорее именно этот страх кастрации и осуществляет вытеснение. Невротический страх, таким образом, приближается к страху перед реальной опасностью либо оцениваемой как таковая субъектом.

Представляется, что эта концепция может быть распространена на все виды фобий, особенно агорафобического типа, когда страх кастрации может прямо формировать «страх искушения». Эта связь кажется очевидной при сифилофобии.

Сравнивая обсессивный невроз с фобией, можно констатировать, что единственное различие состоит в том, что в обсессивном неврозе ситуация опасности образуется из-за враждебности Сверх-Я, т.е. опасность не проецируется вовне, а напротив, интериоризована. Это приводит к пониманию наказания Сверх-Я как производной формы кастрации.

Еще более расширяя проблему, Фрейд обращается к травматическим неврозам. Но в этом случае только одного факта быть подвергнутым реальной опасности недостаточно для формирования невроза. На самом деле страх реактивирует мнестические следы. Однако никогда нечто похожее на смерть не может оставить точно определяемых следов. Поэтому страх смерти должен пониматься как аналог страха кастрации.

Что же касается страха маленького ребенка, реакции на отсутствие матери, на "потерю объекта, то он может быть сопоставим со страхом рождения - сепарацией с матерью, а также со страхом кастрации, в равной степени запускаемым угрозой утраты высокозагруженного объекта. Более точно, между рождением и более поздним отсутствием матери существует близость с экономической точки зрения. В обоих случаях напряжение нарастает или из-за внезапного привнесения внешней стимуляции во время рождения, или из-за голода в случае сепарации с матерью. Позднее эта сепарация запускает страх, даже если нет чувства голода, что приводит к переходу непроизвольного автоматического страха, связанного с угрожающей ситуацией, к страху предумышленному, вос- См. сноску 1 на с. 88.

производимому как сигнал опасности. Это понятие сигнального страха

(в сущности, страха-сигнала) есть важный вклад в данную теоретическую проработку. Страх, таким образом, становится элементом функции защиты Я. Итак, в любом случае именно утрата объекта или угроза этой утраты является детерминирующим условием страха. Фрейд отмечает, что в этой перспективе под страхом кастрации может также пониматься то, что обладание пенисом гарантирует возможность нового соединения с матерью (реально ее субститутом - женщиной). Таким образом, его утрата равносильна повторной утрате матери.

Еще труднее понять, каким образом страх кастрации переходит в моральный страх, т.е. страх Сверх-Я. Можно полагать, что угрозой может быть утрата любви Сверх-Я, которое, как известно, является наследником Эдипова комплекса, т.е. родительских инстанций. Фрейд добавляет: «Крайняя форма, которую принимает этот страх перед Сверх-Я, есть, как мне кажется, страх смерти, т.е. страх перед Сверх-Я, проецированный на всесилие рока»1.

Заметим, что по своей привычке он совершенно не останавливается на случае девочки и женщины вообще, которые, по его мнению, «тем не менее, в большей степени предрасположены к неврозу». Для нее, говорит он, речь идет не об угрозе утраты объекта, а напротив, с самого начала об угрозе утраты любви со стороны этого объекта, что, между прочим, сближает страх девочки со страхом Сверх-Я, хотя во «Введении в нарциссизм» он настаивал, что Сверх-Я у девочки является более поздним, чем у мальчика, образованием. В приложениях к своей работе, являющихся, по сути дела, окончательной редакцией и обобщением, Фрейд, однако, уточняет, что есть основания различать реальный страх (угроза со стороны внешнего объекта) и невротический страх (рожденный потребностью влечения). Страх в любом случае связан с нашей растерянностью перед лицом опасности. Он называет травматической ситуацию реально пережитой растерянности и опасной - ситуацию, напоминающую травматическую ситуацию, т.е. позволяющую индивиду предвидеть опасность и приготовиться к ней. На этом уровне можно различать две модальности страха. В первом случае речь идет о непроизвольном страхе, объясняемом экономически, когда возникает ситуация опасности, аналогичная ситуации растерянности. Это - автоматический страх. Что же касается сигнального страха, то он возникает, когда ситуация подобного рода только угрожает. Как представляется,

Я подвергается страху как с целью «вакцинации», так и с целью мобилизации его защит.

1 О значительном вкладе М. Кляйн и ее школы в исследование психотических типов страха (параноидный страх, страх расчленения Себя и идеального интросцированного объекта) см. в гл. 9 и 10.

Еще раз отметим, что вторая разработка воспроизводит некоторые фундаментальные аспекты первой. Но вторая теория страха вносит, как мы видели, важное понятие: экономическая точка зрения в целом не может дать полного обзора психической деятельности. Некоторые функции должны быть рассмотрены с информационной точки зрения. Не воскрешает ли это, впрочем, «малые количества энергии», по поводу которых Фрейд постулировал, что они связывают процессы мышления, процессы, в которых, что важно, есть превращение переданной информации, а не переданной энергии (минимальной).

В 1925 году после 30 лет кропотливых исследова ний и клинических наблюдений основатель психоанализа Зигмунд Фрейд сделал странный вывод, который и по сей день часто не принимают ни психологи, ни врачи - вывод, состоящий в том, что у страха вообще нет никакого объекта. “Страху присущи неопределённость и безобъектность” - говорил он.

Однако ни у кого не возникает сомнений, в том, что страх действительно существует, как говорит сам Фрейд в той же работе, “страх - это всегда нечто ощутимое” и недвусмысленное, чувство страха нас никогда не обманывает.

Начиная с 1894 года, то есть с момента рождения психоанализа, вопрос о страхе оставался и остаётся в центре внимания практикующих аналитиков, которые за это время, конечно, не пришли к единому и окончательному решению этого вопроса. Зато сумели задать его таким образом, чтобы дать повод для дальнейшего размышления, а не поставить в нём точку.

Психоанализ различает страх и фобию (боязнь). Бояться можно темноты или пауков, уколов или серебристых питонов с острова Суматра, а вот причина страха нематериальна; страх вызван не тем или иным объектом или событием, а неизвестной опасностью, “которую ещё предстоит обнаружить”. Когда мы имеем дело со страхом, то нельзя однозначно сказать, чего именно мы боимся, поскольку возникает он безо всякой видимой причины. Тем не менее, это не значит, что причина отсутствует вовсе, и никакого спасения от страха не существует.

В отличие от фобии, страх не выполняет никакой позитивной охранительной или предупредительной функции. Если фобия напоминает об объекте опасности, от которого нужно либо защищаться, либо нападать на него, либо спасаться бегством, т.е. активизирует наш потенциал и заставляет принимать правильное решение, то страх, напротив, являет полный ступор, “беспомощность перед лицом опасности”. Он парализует нашу волю, вводит в оцепенение тело, и не позволяет верно оценить ситуацию и принять правильное решение, а в ряде случаев ставит под угрозу и саму жизнь. Этот механизм хорошо известен голливудским режиссёрам, которые заставляют героя стоять соленым столбом именно в тот момент, когда на него на бешеной скорости несётся грузовик.

Учебники по психологии приводят массу классификаций различных фобий, а психотерапия неплохо научилась справляться с некоторыми из них: как в течение двух дней просто смотреть на насекомых, потом подойти поближе, потом потрогать пальчиком, а потом привыкните… Однако к решению вопроса о страхе, который к конкретному объекту не сводится, всё это имеет мало отношения. Ведь можно избавить человека от фобии перед насекомыми или земноводными, но страх, лежащий в самой основе становления субъекта, останется не тронутым. А просто сместится с одного объекта на другой. На освободившееся место всегда приходит новый объект, ведь лучше бояться чего-то определённого, умело избавиться от возможной встречи с этим объектом и таким образом контролировать свои чувства (как Котёнок Гав, который знает, как надо “правильно бояться, чтобы не было страшно”), чем поддаться неопределённому и всеохватывающему страху. По этой причине, психоанализ не видит особой ценности в бытовых рецептах “как избавиться от страха”, во-первых, потому что универсальных и годных в любой ситуации советов быть не может, ведь все люди разные, а во-вторых, потому что простая адаптация к тому или иному объекту фобии ещё не избавляет от страха.

Если Фрейд говорил о том, что “бессознательное либидо отвергнутого представления появляется в форме страха” , это не следует понимать по-житейски и сводить к простому чувству опасности перед тем или иным сексуальным объектом. Все помнят героя Толстого, который был воспитан настолько авторитарной мамашей, что всякое приближение привлекательной женщины вызывало в нём неописуемую панику и желание бежать на край света. Так вот Фрейд имеет в виду совсем обратное: страх является причиной, а не следствием некоторой душевной травмы.

Травма возникает в результате того, что не существовало защиты от страха, он не был никак экранирован и неожиданно вторгся во внутренние уделы души. Именно отвергнутое представление, - говорит Фрейд, - трансформируется в страх; он показывает себя в тех прорехах душевного мира, которые субъект не смог залатать. “То, что было отброшено и не принято внутрь душевного пространства, возвращается извне в форме страха”, - повторяет французский психоаналитик Жак Лакан в своём семинаре, посвященном страху. . Иными словами, всякая травма - это результат вторжения никак неожиданного и необъяснимого страха.

Страх обнаруживает себя в ситуациях нарушения привычного жизненного ритуала или утраты ценного объекта. Вспомним, например, тот аффект, в котором пребывает герой Брюса Уиллиса из “Криминального чтива”, когда вдруг не находит в перевезённых вещах часов своего отца, того объекта, без которого его собственная мужская идентичность ставится под вопрос. Заполучить часы, во что бы то ни стало, рискуя жизнью - это и есть его способ справиться со своим страхом. Вернуть часы - значит для него сохранить прежний уклад, удержать жизнь в привычном русле. Но иногда бывает так, что утраченное в прошлом уже нельзя вернуть назад, поэтому Фрейд и сравнивает эффект страха со скорбью по умершему, единственным лекарем которой является время. Поэтому для формирования защиты от страха требуется длительная творческая работа по символизации, поиску своего собственного, индивидуального механизма, связывающего страх и препятствующего его вторжению.

Ольшанский Дмитрий Александрович

психоаналитик (Санкт-Петербург)

Глава из монографии С.А. Зелинского
«Манипуляции массами и психоанализ».

8. Страх и бессознательное. Невротические следствия развития фобических проявлений.

Как известно, Фрейд определял страх - как: «…свойственная всем организмам реакция». «Страх возникает, - отмечал Фрейд, - как реакция на положение, составляющее опасность, он (страх) регулярно воспроизводится, когда снова создается такое состояние».

Фрейд находил заметную связь между симптомом и торможением. Предлагая понимать под симптомообразованием следствие вытесневшегося (из Я) неудовлетворенного либидо (сохранившегося в виде бессознательного образования), Фрейд замечает, что торможение может и не означать «нечто безусловно патологическое». Торможение, по Фрейду, - это ограничение функции Я. «Я отказывается от возможной для него функции, чтобы не быть снова вынужденным совершить вытеснение, чтобы избегнуть конфликта с Оно».

Разбирая отличие между вытесненным, душевным движением, заменяющим его симптомом и мотивом вытеснения, Фрейд приходит к заключению, что «влечение, подлежащее вытеснению, представляет собой враждебный импульс против отца». Находя взаимосвязь между подобным желанием и намерением убить отца, содержащемуся в эдиповом комплексе.

В какой-то мере сделанные в дальнейшем выводы пересекаются с замечаниями анализа Фобии маленького Ганса, где Фрейд находит, что «страх соответствует вытесненному желанию. Но он далеко не эквивалентен этому желанию… желание может целиком вылиться в удовлетворение. При страхе это… уже бесполезно. Страх остается даже тогда, когда желание могло бы быть удовлетворенным. Страх уже нельзя обратно превратить в либидо…».

Фрейд находит, что поводом вытеснения является кастрационный страх. Прослеживая взаимосвязь между фобиями животных и кастрационным страхом, он замечает, что содержание страха - бессознательно. От фобии к животным Фрейд переходит к неврозу навязчивости, считая, что, причиной возникновения подобных невротических реакций является страх Я перед сверх-Я. «…мы получаем страх как проекцию на ситуацию опасности, - пишет он далее, - от этого страха можно уберечься тем, что Я что-то совершает, чтобы избежать этой ситуации или увильнуть от нее. …симптомы создаются для того, чтобы избежать ситуации опасности, которая сигнализируется развитием страха…

Если страх является реакцией Я на опасность, то вполне естественно понимать травматический невроз, возникающий так часто вслед за пережитой опасностью для жизни, как прямое следствие страха за жизнь или страха смерти, принимая во внимание кастрацию и зависимость Я от других психических инстанций».

Фрейд также находит, что первым переживанием страха - может быть состояние рождения.

По замечанию Фрейда, некоторые вида страха - сопровождают индивида в течении всей жизни. Например, страх перед сверх-Я. «Невротик, - пишет Фрейд, - отличается в этом плане от нормального тем, что… чрезмерно преувеличивает реакции на эти опасности».

Лейбин, в словаре-справочнике по психоанализу, вносит такое определение страха: «Страх - психическое состояние человека, связанное с мучительными переживаниями и вызывающие действия, направленные на самосохранение». (Лейбин, B, с. 561).

Однако нам представляется необходимым сейчас не только рассмотреть природу страха - в его фобических проявлениях (касаемых жизни индивида в социуме), - но и наметить, - своего рода, - невротические детерминанты возникновения последующих страхов, рассмотрев как причины, так и следствия проявлений подобного.

И уже тогда - попытаемся найти следствия невротических проявлений индивида в его жизни, а также - отыскать причину (возникновения) подобного.

В данном случае, следовало бы заметить, что ряд психических дисфункций сексуального характера, получив основу в детском возрасте (в результате специфического торможения) нашли свое отражение в сексуальных расстройствах уже взрослой жизни индивидов. Другими словами, речь, по всей видимости, идет о неком смещении психических детерминант, в результате чего, такие формы сексуальных заболеваний как импотенция и фригидность - нашли свое отражение в страхах и появлении чувства вины, выступившими в своего рода, проявлении защитных реакций связанных с сексуальным возбуждением и сместившимися от инфантильной сексуальности к взрослой. Вслед - за смещением возбуждения. Например, напоминание об объектах орально-эротических устремлений (связанное с вытеснением оральных побуждений) могло вылиться:

а) к отказу от употребления пищи (от полного игнорирования, и «вызыванию», в следстви этого, спазматических реакций, до нарушения приема пищи);

б) смещением орального торможения - на занятия со скрытым оральным значением (курение, употреблением алкоголя, и т. п.)

К проявления первого (отказа в употреблении пищи) могут быть вовлечены и анальные компоненты (если мы говорим о сопротивлении к приему пищи - как акту: контроля над собой). В подобном случае в качестве дополнительных оральных торможений может выступать и, например, задержка речевого развития ребенка. (В данном вопросе, скорей всего, мы можем говорить об оральной сфере - как области сосредоточения ранних инстинктивных конфликтов).

К невротическим проявлениям орального характера, по всей видимости, можно отнести и какое-либо ограничение приема пищи, исключение из рациона ряда продуктов (в следствии, например, бессознательных ассоциаций части продуктов - с мужскими или женскими половыми органами). Т. е. речь идет о установлении, своего рода, табу, в отдельных случаях - возвращавших нас, быть может, к истокам развития цивилизации (достаточно вспомнить одно из программных произведений по этому вопросу З. Фрейда «Тотем и табу», где он прослеживает развитие и существование табу от первобытнообщинного строя к современной цивилизации).

Кстати, вероятно следует обратить внимание и на существование такой формы проявления вытеснения, - как патологическое влечение к пище. В данном случае, вместо торможения (и, как следствие, отказ от пищи) - имеет место: сверхкомпенсация. Своего рода - пищевая наркомания.

Следует заметить, что такие поведенческие мотивы индивида, как: вежливость (порой излишняя), доброжелательность, нежелание участвовать в каких-либо спорах (т. е. изначальная соглашательская позиция) на самом деле вызвана невротическими тревогами индивида. Своего рода - подавлением агрессивности (агрессивность в данном случае возможна вследствие: бессознательного вытеснения ненависти). Т. е. индивид использует такую форму поведения, в результате которой не должны зарождаться ни страх, ни чувство вины (вызывающее тревожность). А значит - всячески демонстрировать дружелюбие. Вытеснение собственной агрессивности. Что может привести к общей заторможенности, развитию чрезмерной социальной зависимости (блокирование любой деятельности, «избеганию» контактов с внешним миром). Потому как страх утратить любовь - может заставить индивида избегать всего, что усиливает этот страх.

Достаточно любопытен и последующий характер проявления торможения. Например, специальное торможение - вызывает робость (а значит: и страх покраснеть; т. н. эритрофобия - конверсионный невроз покраснения). Торможение в деятельной сфере - может вызывать (проявляться как): неуклюжесть, ненависть, бесполезные движения… Помимо перечисленных соматических торможений, могут наблюдаться и психические. Например, торможение мышления (интеллектуальное торможение). Специфика «применения» достаточно обширна. От синдрома резкого потупления (когда люди становятся глупыми в ответ на нежелание что-либо понимать: понимание может вызвать - кастрационную - тревогу или чувство вины), до торможения речи (заикание, неправильное построение фраз, забывание нужных слов…).

Нерешительность, безволие, склонность к постоянным сомнениям и недоверию - также может быть вызвано торможением. «У индивидов, избегающих любых независимых решений, - пишет Фенихель, - заторможена волевая сфера. Это нарушение может быть составляющей навязчивой склонности во всем сомневаться и постоянно готовится к действиям вместо их осуществления, что в тяжелых случаях приводит к «параличу воли». Причина нарушения нередко состоит в дефекте функций супер-эго: собственные волевые способности отрицаются, и право принятия решений предоставляется другим из страха проявить агрессивность и потребности во внешнем одобрении. В невротической нерешительности находят выражения различные типы конфликтов с объектами».

В какой-то мере подытоживая начатый разговор о торможении и страхах, иной раз формируемыми в следствии него, заметим, что торможение как бы оттягивает на себя часть энергии (индивид затрачивает ее на вытеснение объекта, который может вызвать страх), и тем самым - наш индивид вынужден частично экспрополироваться от жизни. От полноценной жизни. В результате чего, - часть его жизненного опыта - становится безвозвратно потеряна. К тому же, боязнь провокации синдромов страха - еще более способствует образованию у индивида комплексов; а общая (развивающаяся) закомплексованность - способствует к формированию сугубо интровертированной психики. Психики - не ориентированной на общение с внешней средой. И это (еще более усиливающееся с момента детства во взрослую жизнь) погружение индивида вглубь себя, - по всей видимости, - приводит к, если можно так выразиться, - жизненной неустроенности, ограниченности в выборе профессий и, уже как следствие всего вышеперечисленного, - стремления: «не выделяться»; а значит - невротические реакции торможения будут препятствовать и какому-либо карьерному росту индивида. Ведь в большинстве случаев - карьерный рост предполагает жизненную активность, - а значит: и демонстрирование умеренной доли агрессивности (без которой невозможно не только заявить о себе, но и обойти конкурентов - будь то конкуренты в бизнесе, или выступающие в роли конкурентов коллеги по деятельности в той или иной профессиональной структуре); то или иное торможение вынуждает психику индивида вытеснять объекты, которые могут вызвать страх, тревогу, чувство вины; а значит - наш индивид будет стремится к гармонии и «вечной любви» (в плане - любви ко всем, и всех - к нему); боясь потревожить других; вызвать в них какое-либо «недовольство»; а значит: вынужден не только «подстраиваться» под мнение остальных, но и изначально - ставить себя на порядок ниже. Что, конечно же, никак не способствует - карьерному росту . Потому как, несмотря на развитие цивилизации, в психике современного человека (независимо от его уровня образованности, интеллекта, и т. п.), как мы уже замечали раньше, - живет дикарь. Дикарь, ориентированный на значимости для себя первичных инстинктов. И бессознательно, любой современный человек понимает, что для того, чтобы приобрести более высокий профессиональный статус, для того, чтобы перейти на ступеньку выше в собственной социальной карьере - необходимо: подавить волю другого. Т. е. на бессознательном уровне претворяется в жизнь основной закон эволюции: «побеждает тот, кто сильнее». (Допуская дополнительную трансформацию в виде: «кто сильнее - тот прав», «кто победил - тот и прав», «победителей не судят»), и словно заранее допуская использование любых средств для победы).

Вполне можно допустить, что психика индивида, испытывавшего (кастрационные) страхи и вследствие этого включавшиеся невротические реакции торможения - будет неспособна в полной мере адаптировать его к социальной жизни; а существование (вследствие невроза) комплексов - будет, как бы изначально, держать его на шаг позади действительных лидеров. Что, как минимум, весьма огорчительно, учитывая тот потенциал, которым, как правило, наделены подобные субъекты. И этому тоже есть объяснение: подсознательно чувствуя свою изначальную «неполноценность» - такие индивиды вынуждены, порой, затрачивать в несколько раз больше энергии (для достижения поставленных задач: в детстве и юности: школа и институт, в дальнейшей жизни - еще большее повышение образования; можно предположить, что в какой-то мере ряд индивидов обрекает себя на аналогию с «белкой на колесе»: начав учится, - они уже не могут остановиться, опасаясь в какой-то момент оказаться глупее, чем есть).

Также следует обратить внимание, что вытеснение (травматичных для индивида) ситуаций - может оказывать и свои дальнейшие негативные последствия. Происходит это вследствие торможения защитных функций Я. А значит и возможного развития, например, усталости, быстрой утомляемости, нежелании какой-либо деятельности. «Хроническая усталость, - отмечает Фенихель, - несомненно имеет физическую природу и, вероятно, обусловлена изменением мышечной готовности у лиц, переживших психический стресс… существует зависимость усталости от психического напряжения, с которым выполняется мышечная задача. Лица, переживающие конфликт, устают быстрее, чем те, кто внутренне свободен».

Как мы уже заметили раннее, все, что способствует боязни индивида вызвать страх - затрудняет его жизненную адаптацию. Приводит к развитию различных комплексов (вызванных проявлением невротических реакций). И усталость - формируя картину общей психической опустошенности, по всей видимости, то же из этой же «серии». Индивид, испытывающий невротическую тревогу вследствие включения механизмов торможения вынужден, зачастую, ориентироваться исключительно на свой внутренний мир. Замыкаться в самом себе. А значит - –проявлять внешние признаки угрюмости, безразличия, нежелания идти на контакт с кем-либо.

Отсутствие желания коммуникационного контакта может способствовать дальнейшим фобическим проявлениям. Выражаясь, например, в агарофобии (боязни открытых пространств). По всей видимости, подобный страх может быть продиктован также и общей боязнью оказаться под взглядами других людей (что говорит о бессознательном ощущении себя как неполноценной личности, своего рода - психической пассивности; потому как, для такого индивида - появление перед толпой - требует демонстрации акта агрессии, направленной на других индивидов; бессознательное рассматривание их в роли хищников, которым индивид, стремящийся преодолеть подобный страх - должен демонстрировать постоянную готовность к отражению «атак»).

Помимо агарофобии, вполне можно привести пример и клаустрофобии (боязни замкнутых пространств); и страха сумасшествия (имеющего под собой, иной раз, и явную под основу; по мнению Фенихеля, - «постулат, что человек, боящийся сойти с ума, не впадает в безумие, ошибочен. Многие шизофреники в начальной стадии заболевания сознают нарастание отчуждения»); и боязни оказаться уродливым, съеденным, покусанным, фобии инфекции и т. п. Страхи, имеющие под собой действительно реальную основу, и порождаемые, как замечает Фенихель, справедливым существованием формулы: «индивид опасается того, чего он бессознательно желает».

Однако это, по всей видимости, все же касается более простых фобий. Но и в других случаях, по замечанию того же Фенихеля: «…пугающая ситуация репрезентирует не соблазн, а, скорее, угрозу, вынуждающую не поддаваться соблазну, т. е. ситуация потенциально чревата кастрацией или утратой любви».

«Все эти случаи, - продолжает он далее, - характеризуются недостатком смещения. Чаще, однако, при тревожной истерии защитные силы достигают большего эффекта, чем просто порождение тревоги и последующие фобические установки. Связь между пугающей ситуацией и первоначальным инстинктивным конфликтом становится более скрытой. Страх вызывает уже не сексуальные ситуации, а, скорее, сексуализированные ситуации. Пугающая ситуация или некие люди систематически обретают для пациента специфическое бессознательное значение… они символизируют либо соблазн для отвергнутых побуждений, либо наказание за бессознательные побуждения, либо и то и другое, но уже более искаженным образом…».

В заключении хотелось бы отметить, что общий характер, объединяющий различные фобии - это регрессия в детство. Именно в детстве, - как бессознательно понимают индивиды, - они могли найти защиту, покой, умиротворенность, - а значит: и спасение от каких-либо страхов, проецированных миром, окружением, внешней средой.

Быть может потому, многие формы взрослых фобий способны к нивелированию своей отрицательной сущности - в следствии нахождения рядом с субъектом, испытывавшим проявление какой-либо фобии, страхов - другого индивида. Каким-либо образом - близкого (либо по родственным узам, либо по характеру знакомства) нашему невротику.

В подобном случае, вполне можно еще говорить и том, что, чувствуя рядом с собой поддержку - раннее невротически настроенный индивид: ощущает, своего рода, внутренний подъем; вследствие появления уверенности; способности (если то потребуется) бросить вызов обществу. Противостоять акту агрессии со стороны внешней среда; продемонстрировать (если необходимо) - свою агрессию, агрессивность. (Что доказывает, например, что показная агрессивность, нарочито развязное поведение, открытая демонстрация хулиганских побуждений и намерений - не иначе как: бессознательная попытка завуалировать, замаскировать, собственный страх; страх - перед тем же: обществом; социумом).

В психоанализе З. Фрейда страх подразделяется на два вида: аффективное состояние ожидания опасности (Angst) и страх перед каким-нибудь объектом (Furcht). В отличие от Фрейда Фромм считал, что источником страха (как разновидности состояния), являются социальные обстоятельства. Здесь в качестве импульса выступает Сверх-Я (Идеал-Я).

Разумеется, ранний психоанализ различал рациональный страх (страх перед какой-то опасностью) и иррациональный страх, являющийся следствием нереализованных жизненных стремлений и проявляющийся как способ функционирования супер-эго.

Фрейд рассматривал проблему страха в "Лекциях по ведению в психоанализ" (1915). Он проводит различие между невротическим и реальным страхом. Для этого Фрейд вводит понятие опасности. Оказывается, страх имеет отношение не только к неврозу, но и к опасности. Однако почему далеко не все реакции страха невротичны? Как вообще провести различение страха реального и невротического?

Реальный страх можно считать чем-то рациональным и понятным. Он оказывается откликом на внешнюю опасность, которая нам хорошо известна. Поэтому такой страх демонстрирует действие инстинкта самосохранения. Но всегда ли реальный страх разумен? Ведь для этого нужно вести себя целесообразно перед лицом угрозы. Но что тут может помочь оценить ситуацию? Наверное, оценка наших собственных возможностей, нашей силы перед опасностью. Не исключена также и беспомощность, которую приходится признать, испытывая страх перед нападением.

Реально оценивая опасность, можно принять решение. Это может быть защита, бегство и даже нападение как ответ на угрозу. Однако если страх пределен, то он не годится для самосохранения, поскольку может парализовать любое действие, в том числе и бегство. Стало быть, целесообразная реакция на опасность соединяет аффект страха и защитного действия. Подвергать себя страху нецелесообразно и пагубно.

Теперь о невротическом страхе. Его причина вовсе неизвестна. Поиск ее приводит к ощущению опасности, исходящей от влечения. Фрейд показывает, что понятие страха многозначно. Он отличает страх от боязни, испуга. Боязнь опять-таки всегда связана с конкретным объектом. Испуг указывает на опасность. Страх же - это чисто субъективное состояние, которое возникает как раз в результате развития страха. Это состояние отмечено особой эффективностью.

Страх - это, стало быть, специфическое аффективное состояние. Ядром же всякого аффекта оказывается повторение какого-то определенного значительного переживания, которое могло быть очень ранним впечатлением. Оно способно также относиться даже к доисторическому периоду не самого индивида, а всего человеческого вида. Выходит, с психоаналитической точки зрения, аффективное состояние сходно с истерическим припадком, который кристаллизует "осадок воспоминаний".

Фрейд пытается также классифицировать невротический страх. Он выделяет две его формы: невроз страха, который он относит к актуальным неврозам, и фобии, связанные с истерией страха. Невроз страха можно характеризовать как свободный беспредметный страх, который Фрейд называет страхом ожидания. Такие люди склонны искать различные несчастья. С другой стороны, страх тоже ищет их. Когда он находит свой объект, то превращается в боязнь.

Фобии всегда сопряжены с конкретными объектами и ситуациями. Можно выделить ситуативные фобии (боязнь высоты, закрытого пространства и т.п.). В них поражает не столько их содержание, сколько интенсивность. Фрейд пишет: "Страх фобий чрезмерен". Он анализирует также фобии, связанные с животными. Здесь явно нет связи между страхом и опасностью.

Разумеется, Фрейд усматривает связь между либидо и страхом. Накопление либидо, по его мнению, не находящего естественного использования, рождает соматические процессы. Итак, если нормальный страх - это реакция на опасность, то невротический страх можно квалифицировать как ненормальное обнаружение либидо. Значит, можно в конечном счете выявить связь между реальным и невротическим страхом через понятие опасности. Развитие страха при неврозе оказывается результатом реакции Я на требование своего либидо. Эту внутреннюю опасность Я воспринимает как внешнюю и совершает попытку бегства от своего либидо. Таким именно способом Я прибегает к симптому (например, бегству в болезнь), который сковывает страх.